РЕЗУЛЬТАТЫ КОНКУРСА 2018

Уважаемые конкурсанты,

В этом году на конкурс поступило 153 перевода.

Мы благодарим всех участников, желаем успехов и призываем участвовать в конкурсе следующего года.

 

Авторы* 10 лучших переводов

АНОШКО Юрий Сергеевич, Минск, студент филологического факультета Белорусского государственного университета

БОЛГОВА Ольга Вячеславна, Москва, Российский государственный социальный университет

ВЛАСОВА Екатерина Дмитриевна, Санкт-Петербург, студентка магистратуры Санкт-Петербургского государственного университета, филологический факультет

ГОЛКОВА Мария Леонидовна, Санкт-Петербург, в настоящий момент волонтёр по программе Erasmus + в организации «Compagnons Bâtisseurs» (г. Монпелье, Франция)

КОЖИНА Елена Юрьевна, Смоленск, частная английская школа N° 1 (учитель английского языка)

ПЛАМЕНЕВСКАЯ Анастасия Павловна, Москва, редактор издательского дома АСТ-Пресс

ПОПОВА Анна Валентиновна, Донецк, доцент кафедры зарубежной литературы Донецкого национального университета

ПЯТНИЦЫНА Татьяна Валериевна, Саратов, Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, лаборатория геоинформатики

РУЦКАЯ Анна Юрьевна, Москва, выпускница факультета иностранных языков Калужского государственного педагогического университета по специальности «преподаватель французского, английского и русского языков»

СЕРГЕЕВ Борис Ильич, Санкт-Петербург, переводчик-фрилансер

*В алфавитном порядке

 

Жюри отметило текст РЖАВИНА Вадима Вадимовича (Воронеж) за особый взгляд на перевод.

 

Авторы десяти лучших переводов получают аттестационный диплом участника с указанием нахождения в «коротком списке» и общего количества участников данного года.

 

Лауреаты конкурса INALCO RUSSE OPEN 2018 Portante

ПЕРВОЕ МЕСТО

ПЯТНИЦЫНА Татьяна Валериевна

Закончила биологический факультет Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

С 2003 г. сотрудник лаборатории геоинформатики и тематического картографирования географического факультета СГУ.

Изучала французский язык в школе и, впоследствии, в университете в рамках обязательного курса иностранного языка. Профессиональная деятельность после окончания университета никак не была связана с переводом, хотя французский всегда оставался увлечением.

Несколько лет назад представилась возможность заняться переводом научно-популярной литературы для издательства «НЛО».

Увлечения: французский язык и перевод с французского, отечественная история позднего средневековья.

Опыт перевода: История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 1: От Римской империи до начала второго тысячелетия; под ред. П. Вейна (предисловие, введение, гл. 1 и 2). — М.: Новое литературное обозрение, 2014; Доминик Гийо, Люди и собаки. — М.: Новое литературное обозрение, 2017.

В 2015 году заняла третье место в конкурсе INALCO RUSSE OPEN 2015 Open space.

Конкурсный перевод

Жан ПОРТАНТ

Миру Мор

Le Jeudi1, Люксембург

В этом мире уже давно ведется тайная война, о которой не принято говорить. О ней не кричат передовицы газет, ее не увидишь в кино или на экране телевизора. Скрытая от глаз, но от того не менее ожесточенная, она проносится как ураган, повсюду сея разрушения и хаос. Она подобна стихии. Это война слов. Точнее, война со словами.

На первый взгляд, ничего не изменилось. Мы продолжаем разговаривать друг с другом. Мы все еще соблюдаем приличия и стараемся не слишком коверкать язык, его лексику и синтаксис. И вроде бы у нас получаются неплохие фразы. И нет явных признаков распада. Между тем, в самой сердцевине слов кипит тайная подрывная работа, здесь систематически ведется подкоп, грозящий обрушением смысла. Слова стачиваются изнутри, их смысл размывается. Как сказал бы Бернар Ноэль2, мир полон «смывслов»3.

Такова ставка в нашей войне со словами. Мы не заметили как это началось и никто не забил тревогу, когда безо всякого предупреждения  была запущена невидимая смыслодробильная машина. Раз за разом она все глубже вгрызается в слова, лишая их смысла. Эта машина не останавливается ни на минуту. Следы ее разрушительной работы видны повсюду.

Есть одно магическое слово, которое постигла та же участь. Слово, обозначающее саму возможность жить в обществе других людей, было искажено до неузнаваемости. Это слово «общение». В нем есть то, что представляет для человека особую ценность: взаимоотношения с Другим. А это значит умение уважать Другого, понимать Другого, словом, жить общей жизнью. С легкой руки политиков, министров и всех прочих активных борцов со смыслом, это слово было разрушено. От него осталась лишь тень. Общение превратилось в коммуникацию. И вот уже перед нами не более чем красивая упаковка, в которой нам пытаются продать вещь, которую мы никогда бы не купили.  

Средствами коммуникации нам навязывают то, чего мы не хотим покупать. Перекрикивая друг друга, продавцы изо всех сил проталкивают в массы идеи и предложения, которые этим массам не интересны, поскольку подобные идеи и предложения рождаются не в массах и отнюдь не массам призваны служить.

Это ярмарочные зазывалы. Они выражаются слоганами. Они продают кич. Они оперируют готовыми формулами. Они истощают слово. Язык. Они разрывают коммуникативную цепь. Но им и этого оказалось мало. Они затеяли свою любимую игру, самую опасную из всех возможных. Они занялись форматированием мозгов. 

В этом-то и состоит главная цель беспощадной войны со словами. В форматировании мозгов. Не будем забывать, что слова, которые срываются с наших губ, это высказанная мысль, рожденная мозгом. Однако существует и обратная связь. Это улица с двусторонним движением. Слова беспрестанно снуют от мозга к языку и обратно. Лишенные смысла слова несут в мозг пустоту. Слоган. В конце концов, затертый до дыр непрерывным движением между мыслью и речью, окончательно обессмысленный слоган прочно укореняется в нашем мозге.

И вот именно здесь, в самых недрах слов, кроется ключ к их спасению. Тайное оружие, обладающее удивительной силой – поэтическое слово. Художественный текст, главным образом поэзия, стоит на страже смысла, возвращает слова к жизни, спасает их от гибели. Поэты и писатели ведут партизанскую войну с разрушителями смыслов. Их оружие – слова. Впервые встретившись друг с другом, слова взаимодействуют, рождая все новые и новые образы. Эти слова неподвластны ни времени, ни обстоятельствам. Они становятся частью бесконечной одиссеи человечества. Слова, дающие возможность каждому из нас жить общей жизнью с другими людьми и ощущать себя центром этой жизни. Слова, которые нельзя ни продать, ни купить.

Поэтическое слово – искусство в целом – способно остановить машину по форматированию мозгов. Оно становится главным очагом сопротивления. Оно на стороне смысла.

1 Еженедельная газета. Издается в Люксембурге на французском языке (прим. пер.).

2 Французский поэт, писатель, литературный критик (прим. пер.).

3 В авторском тексте «sensure» – неологизм, предложенный Бернаром Ноэлем. Слово-гибрид, составленное из двух слов: “sens” – смысл и “censure” – ограничение (прим. пер.).

 

 

ВТОРОЕ МЕСТО

ПЛАМЕНЕВСКАЯ Анастасия Павловна

В 2011 году окончила с отличием филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Преподавала русский язык как иностранный во французском Лионе в качестве ассистирующего преподавателя. Лингвист, переводчик. В настоящее время -– редактор литературы по иностранным языкам и книг для детей в издательстве АСТ-ПРЕСС – Хоббитека.

Конкурсный перевод

Жан ПОРТАНТ

Отвратный новый мир («Ле Жеди», Люксембург)

Идёт война. Война скрытая и беспощадная. Об этой войне никто не говорит. О ней не пишут в газетах и не говорят с экранов. Она, подобно стихии, распространяется с огромной скоростью и сеет разрушение. Это война слов. Точнее, война против слов.

Кажется, мы ещё говорим друг с другом. Мы правильно употребляем окончания. Стараемся не ошибаться в синтаксисе и подбираем нужные слова. Мы слышим и читаем фразы, которые кажутся нам вполне грамотными. И вроде бы ничто не выдаёт их испорченность. А между тем, в самом языке, в самой речи непрерывно ведётся подрывная работа по увеличению пустоты – обессмысливанию. И здание смысла рушится. Слово лишается смысла и опустошается. Как сказал бы Бернар Ноэль, происходит смыслостирание.

Таковы ставки в войне против слов. Понемногу, исподволь, пока никто не видит, без объявления войны, машина по опустошению слов пожирает смыслы. Мы повсюду видим результат этой деятельности.

Чудесное слово, необходимое для жизни людей в сообществе, извратили в угоду случаю. Это слово – «общение»: теперь говорят – «коммуникация». В нем заключено самое дорогое для человека: обмен мыслями с Другим. Это и уважение к Другому человеку, и внимание к Другому, и знание Другого, то есть вся жизнь людей рядом друг с другом. Однако в устах политиков, финансистов, маркетологов и всех тех, кто, в конечном счете, участвует в уничтожении смысла, коммуникация даже близко не напоминает общение. Коммуникация внезапно стала подразумевать успешную продажу человеку того, что он бы ни за что без этой «коммуникации» не купил. 

Коммуникация навязывает нам то, что мы не хотим покупать. Продавцы изощряются и из кожи вон лезут, чтобы продать обществу идеи и вещи, которые ему не нужны, так как они созданы не для пользы общества, а для пользы тех, кто их продает.

Это продавцы пустых упаковок. Они производят слоганы. Они продают пустышки. Они говорят заготовленными фразами. Они обедняют слова. Язык. Им мало того, что они разрушают процесс общения, они пускаются в свою любимую игру – форматирование. И форматируют наш мозг.

На кону в этой свирепствующей войне стоит не что иное, как сознание людей. Форматирование мозгов. Мы знаем, что слова – это мысль, облечённая в звуковую или письменную форму. Мысль рождается в сознании и затем находит своё выражение в слове. Но верно также и то, что идеи, выраженные словами, питают нашу мыслительную деятельность. Пустые слова оставляют пустоту у нас в голове. Мы начинаем мыслить слоганами. И со временем эти пустые слова стирают смыслы у нас в сознании.

Единственное, что может нас спасти, – это удивительная сила поэтического слова. Поэзия, как и всё литературное творчество, снова и снова переизобретает слова, наполняет их новым смыслом, спасает их от падения в пустоту. Поэзия – это сильное оружие в борьбе против опустошителей слов. Но – это оружие тайное. Поэт и писатель работают в уединении. Их инструмент – это слова. Слова, впервые поставленные рядом друг с другом, рождают новые невиданные образы. Эти слова смеются над временем, они не привязаны к месту, эти слова вечны, как вечно и неизменно путешествие человека длиною в жизнь, как вечно само течение жизни. Эти слова делают каждого из нас центром Жизни, которая объединяет всех людей. Эти слова нельзя ни купить, ни продать.

Поэтическое слово – как и любое искусство – нарушает работу машины по форматированию мозгов. Искусство дает ей отпор. Оно всегда на стороне Смысла.

 

 

ТРЕТЬЕ МЕСТО

 

КОЖИНА Елена Юрьевна

Специальность – учитель французского и английского языков. В настоящее время преподает русский язык как иностранный в Смоленском государственном университете и английский в частной языковой школе.

Переводом увлеклась в 14–15 лет. Переводила в основном поэзию с английского, немецкого и французского языков, некоторые переводы опубликованы.

В 2016 году заняла первое место в конкурсе INALCO RUSSE OPEN 2016 Kids.

 

Конкурсный перевод

Жан Портант

Еженедельник «Jeudi» (Люксембург), рубрика «Un Monde Immonde1»

Идет война – тайная, бесшумная, беспощадная. Говорить об этой войне не принято. О ней не кричат заголовки газет. Ее не показывают ни теле-, ни киноэкраны. Между тем она свирепствует, повсюду сея опустошение. И толкает нас в пропасть. Война эта – война слов. Или, точнее, против слов.

На первый взгляд, все в порядке: ведь мы не разучились говорить. Даже склонять и спрягать пока еще умеем. Стараемся тщательно подбирать слова, не позволяем себе излишних вольностей с синтаксисом. Фразы выходят грамотные, гладкие. И ничто не заставляет заподозрить, до какой степени все это истерлось и износилось.  Ведь где-то там, в сокровеннейших глубинах речи, давно ведется подрывная работа, роется подкоп, грозящий обрушением самому главному – смыслу. Слова обессмысливаются. У Бернара Ноэля это называется «sensure»2.

Вот что стоит на кону в войне против слова. Медленно и незаметно – ибо объявления войны не было, и ход ее не освещался публично – работает машина по перемалыванию слов, вылущивая из них всякий смысл. И действие этой машины ощущается повсеместно.

Искажению подверглось и прекрасное слово, столь необходимое для жизни в обществе, – «коммуникация». Оно заключает в себе драгоценнейшее достояние человечества: возможность диалога с Другим. И, следовательно, уважение к Другому, познание Другого – все, без чего немыслима жизнь среди себе подобных. Однако в устах политиков, коммерсантов и всех тех, кто причастен к разрушению смысла, слово это превратилось в жалкую тень себя самого.

Теперь «коммуникация» означает умение продать нам, в красивой обертке, товар, который просто так никто бы не купил. Иными словами, виртуозы коммуникации навязывают нам то, в чем мы на самом деле не нуждаемся. Торговцы из кожи вон лезут, чтобы внушить возможно большему числу людей помыслы и устремления, которые на самом деле людям чужды, так как не могут служить их благу. 

Торговцы эти – продавцы воздуха. Их товар – сплошная фикция. Их оружие – рекламные лозунги. Они говорят готовыми, трафаретными фразами. Они обедняют слово. И язык. Но им мало того, что они в корне извратили естественный процесс коммуникации; у них есть еще одна излюбленная забава, которая куда страшней – программирование умов. Вот за что ведется война – за наши умы. Нельзя забывать, что слова – это мысль, проделавшая путь от мозга до языка. И путь этот ведет в обе стороны. Слова беспрестанно порождаются мозгом и поглощаются им. Если из них выхолощен смысл, то мозг наполняется пустотой. Рекламными слоганами. Которые, без конца циркулируя между мыслью и речью, приучают наш ум к оскудению смысла. 

Существует, однако же, мощный противовес – поэтическое слово. Литература вообще и поэзия в частности неустанно обновляют язык, спасая его от постепенного вырождения; они – лучшее оружие против разрушителей смысла. Причем оружие тайное: поэт и писатель, подобно подпольщикам, трудятся тайно. Их инструмент – слово: благодаря им слова, впервые, может быть, соприкоснувшись друг с другом, порождают новые образы. Внося свою лепту в нескончаемое повествование об одиссее человечества, слова торжествуют над пространством и временем. Каждого из нас они заставляют почувствовать себя героем этой одиссеи. Их нельзя ни продать, ни купить.

Поэзия, как и всякий иной вид искусства, выводит из строя машину, программирующую сознание. Она – в авангарде партизанской борьбы за смысл.

1 Дословно – «Гнусный мир» (прим. пер.).

2 «Sensure» – авторский неологизм французского поэта Бернара Ноэля. Складывается из «sens» – «смысл» и «usure» – «износ», «истощение»; при этом омонимичен слову «censure» – «цензура» (прим. пер.).

 

 

Поощрительный диплом

АНОШКО Юрий Сергеевич

Студент филологического факультета Белорусского государственного университета и факультета права и политологии университета Бордо, переводчик. В 2017 году занял третье место в номинации «Французский язык, проза» на Конкурсе начинающих переводчиков имени Э. Л. Линецкой, организованном Институтом русской литературы РАН совместно с Союзом писателей Санкт-Петербурга. Лауреат международного конкурса французского языка «Le Mot d’Or» (2016). Трёхкратный победитель Республиканской олимпиады по французскому языку (2010, 2011, 2012, диплом 1 степени).

Конкурсный перевод

Жан ПОРТАНТ

Немирный мир, Le Jeudi, Люксембург

Идёт война, глухая, скрытная, беспощадная, война, о которой никто не говорит. Её нет на передовицах газет. Её не показывают ни по телевизору, ни в кино. Она наступает лавиной, сея чудовищные разрушения. Она – плод безволия, безразличия. Это война слов, точнее, война против слова.

На первый взгляд кажется, что мы всё ещё говорим друг с другом. Мы ещё придерживаемся правил. Мы ещё пытаемся не слишком коверкать синтаксис и лексику. Фразы, с которыми мы сталкиваемся, всё ещё складно звучат. Ничто в них не выдаёт утраты смысла. Но в действительности в самом сердце речи ведётся деятельность, направленная на подрыв смысла. Происходит разрушение смысла, его выхолащивание. Бернар Ноэль назвал бы это «цензурой смысла».

Вот она, ставка в войне против слова. Постепенно, не поднимая шума, не делая публичных заявлений, не привлекая лишнего внимания, машина выхолащивания слов уничтожает смысл речи. Работа этой машины видна повсюду.

Волшебное слово, обозначающее то, без чего невозможна жизнь общества, было по такому случаю искажено. Слово это – коммуникация. В этом слове заключено самое ценное для человека – общение с Другим, а значит, уважение к Другому, познание Другого, короче говоря, сосуществование с Другим. Однако если послушать политиков, дельцов и прочих размывателей  смысла, то у них коммуникация перестала быть даже тенью самой себя. Это слово стало вдруг обозначать мастерство продавать в красивой обёртке то, что никто никогда бы не стал покупать.

С помощью коммуникации нам продают то, что мы не хотим покупать. Продавцы изощряются кто во что горазд, чтобы навязать людям идеи и предложения, которые этим людям не нужны, поскольку эти идеи и предложения не имеют ничего общего с их интересами.

Это продавцы пустых обёрток. Их инструмент – слоган. Они продают фальшивку. Они говорят заранее заготовленными штампами.  Они обедняют слово. Язык. Им мало разрушить коммуникативную цепочку, и они предаются своей любимой игре. Самой опасной из всех – форматированию мозгов.

Без сомнений, это и есть то, за что идёт война –  мозг человека. Не стоит забывать, что слово – это мысль, облечённая в устную форму. Но движение по дороге от мысли к слову не является односторонним. Мозг постоянно рождает и воспринимает слова. Лишать слова их смысла – значит закачивать в мозг вакуум. Слоганы. Они в безостановочном движении по дороге от мысли к слову, в конце концов, начисто вымывают из сознания смысл. 

Тут то и вступает в дело замечательный противовес – поэтическое слово. Поэзия и художественное слово в целом, постоянно изобретающие новые слова и дающие новый смысл существующим, спасающие слова от разрушения – это эффективное оружие  против разрушителей  смысла, бьющее наверняка. Это тайное оружие. Поэт и писатель работают скрытно. Они работают со словами, сочетая их в невиданные образы. Этим словам не указ ни время, ни место. Они рассказывают о неповторимой одиссее человека. Эти слова ставят каждого из нас в центр жизни общества. Эти слова не купить и не продать.

Поэтическое слово, как и любое другое искусство, выводит из строя машину форматирования мозгов. Оно главный барьер на пути у этой машины. Оно стоит на страже смысла.

 

Награждение победителей этого года

Первое место: денежная премия в размере 1000 евро

Второе место: денежная премия в размере 500 евро

Третье место: денежная премия в размере 250 евро

Поощрительный диплом: набор книг, посвящённых проблемам художественного перевода

Победители конкурса также награждаются почётными дипломами и книгами Ж. Портанта и/или книгами, посвящёнными проблемам художественного перевода

 

 

Особый взгляд

РЖАВИН Вадим Вадимович

Конкурсный перевод

Жан ПОРТАНТ

Сей гнусен мир, Лё Жёди (Четверг), Люксембург

Война глуха, коварна, беспардонна./ О ней не говорят ни сэр, ни донна./ Она не отражается ни в прессе,/ ни на экранах, ни в воскресной мессе./ Галопом сносит всё, что на пути./ Дрейфуют смыслы, слово не в чести./ Им бьют — и разбиваются слова./ Да так, что только кругом голова...

Мы всё еще словесны вроде бы./ Стругаем формы в мастерской борьбы./ Не очень синтаксически стройны./ Тезаурусом не увлечены./ Выстреливаем фразы-бабблгам./ Творим не на износ, а по слогам./ Когда нам жмёт семантики шинель/ — летит вокабулярная шрапнель./ И рвёт ея на части... Это — крах./ Крах смыслов, в глубине и на буграх./ За оргии расплата — пустота.../ Бернар Ноэль сказал бы «неМОТа».

Война сия не провозглашена./ Перчатка вызова? - Кому она нужна?!/ Без выкриков «ура» и без сирен/ гнобим слова почище всех гангрен./ Безжалостно корёжим смыслы мы/ — от носа и до самой до кормы.

Слов волшебство развеяно рутиной./ Осквернена река коммуны тиной./ Нас коммутируют — а мы, развесив уши,/ неологизмов жаждем бить баклуши./ Общенья роскошь променяли мы/ на словоблудья стразы. А умы/ погрязли в непочтении к другим/ — и вот уже не слышен хор, лишь гимн.../ Мы оскотинились, увлёкшися игрой/ в политику. И часто — не порой/ — мы правила меняем на ходу,/ в горячечном предвыборном бреду./ Златой телец милее нам, чем тот,/ кто нам псалмы тихохонько поёт./ Нахмурит маргинал своё чело/ — и купит в броской упаковке зло.

Нам коммутаторы подсовывают всласть/ идеи, как упрочить их же власть./ И как их осчастливить до конца/ - до скипетра, державы и венца./ Нас атакует предложений рой/ - уж не понять, злодей где, где герой.../ Мы тонем в океане лабуды,/ изрядно нахлебавшись ерунды./ Забыв, что пресловутейший «прогресс»,/ - туфта, коль умер общий интерес...

Нам продают, по сути, пустоту./ Девизы их воняют за версту./ Сплошная болтология — и вот/ их формулы нас взяли в оборот./ Слова истощены. Язык саднит./ Растрескался эмпатии магнит./ В клише тумане не видать ни зги.../ Вот так нам форматируют мозги.

Здесь всей войны КП и КПП./ Субстрата мысли горькое фраппэ./ Слова злорадно булькают во рту./ Владелец рта буквально весь в поту./ Почти без чувств — как и его слова,/ которые рожает голова./ И вот рождён очередной девиз./ Простой, как валенок, как барышни каприз./ Победа пустобрёхства над мечтой,/ над мыслью. Пир чудовищ и отстой.

Но есть и Божий путь, наперсники разврата./ То путь поэзии, чурающейся злата./ Точней — пути. Эвтерпы и Эрато/ и Каллиопы — но не Герострата./ Сии богини дарят нам слова./ Лихие — позже, добрые — сперва./ Вербальный мир спасая от развала,/ от

краха, от паденья в пасть Ваала./ Они зовут писателей к станкам./ Не к пушкам, не к мортирам, не к клинкам./ Инициируют соитие словес,/ которое благословит Отец Небес./ Не бес, который связан круговой/ порукою с бессмысленной молвой./  А Тот, Кто непрестанно Сам творит/ тома мудрёные и просто буквари./ Он учит креативности всех нас./ И мы упорно лезем на Парнас./ Забыв про место, время и дела,/ копытом бьём, кусаем удила./ О вдохновеньи молим, чтоб создать/ стихи, что не купить и не продать.

Строфа поэта, скерцо музыканта,/ мазок художника и тремоло бельканто/ должны спасти наш мир от одуренья,/ от форматированья и к себе презренья.

 

 

Размышления участников о предложенном тексте

Татьяна Пятницына

Не слишком сложный, на первый взгляд, текст Жана Портанта на самом деле скрывает в себе множество подводных камней. Начать с того, что Жан Портант – поэт, причем поэт, свободно владеющий несколькими европейскими языками и пишущий на неродном французском. Его особое отношение к языку определяет не только тему эссе, но и выбор лексических средств.  В тексте нет сложных грамматических конструкций и длинных сложноподчиненных предложений. По большей части он состоит из коротких, почти телеграфных фраз. В тексте, посвященном словам, основная сложность для переводчика заключается в самих "словах", и некоторые из них становятся настоящим труднопреодолимым препятствием.  С первым таким препятствием мы сталкиваемся уже в названии. «Un Monde Immonde» – явная рифма, оба слова с заглавной буквы. И если с первым все, вроде бы, ясно, то над вторым – не слишком употребительным словом, которое переводится как «гнусный, грязный, отвратительный» – пришлось потрудиться. Важно было сохранить рифму или хотя бы аллитерацию. Рассматривались разные сочетания: «замусоренный мир», «мир засорен», «в мире грязь», «мусор мира», пока, наконец, не был найден наиболее приемлемый вариант – «миру мор». При этом пришлось пожертвовать оттенком смысла ради сохранения формы. Получился вывернутый наизнанку известный слоган – «миру мир» – игра слов, построенная на контрасте.  Еще большую трудность представляет неологизм «sensure». Автор изобретения назван: Бернар Ноэль. Можно найти и его работу, «L'Ouvrage aux mots», в которой этот термин был использован впервые. Ясно, что перед нами слово-гибрид, или слово-чемодан, результат контаминации двух самостоятельных созвучных форм «sens» и «censure». Однако лингвистические термины ничуть не облегчают задачу. Нужно придумать приближенный по смыслу русский аналог. «Мир полон “смывслов”» – показался мне удачным вариантом. И хотя образ не совсем соответствует основной метафоре абзаца – тайный подкоп, разрушение изнутри – задача была решена. Поскольку значение придуманного слова ясно читается только в родительном падеже, стоило подчеркнуть гибрид глаголом «размываться» в предыдущем предложении.   Дальше самое интересное и, наверное, самое трудное – ключевое слово всего текста: «communication». Во французском языке это слово имеет широкий спектр значений: от определения взаимоотношений между людьми до обозначения технических средств связи. В русском же каждой части спектра соответствует отдельное слово: общение, сообщение, передача, связь и т.д. Портант называет это слово магическим и наиболее ценным в жизни каждого человека, поскольку оно обозначает взаимоотношения с другими людьми и саму возможность таких взаимоотношений. Понятно, что в этом контексте речь идет об общении (communication), которое, по словам автора, и позволяет человеку "жить общей (en commun) жизнью с другими людьми". При переводе абзаца важно было сохранить однокоренные слова: общение, общность, общество, общий. Когда же речь заходит о политиках,  министрах (на мой взгляд, в данном случае не стоит конкретизировать и переводить «des argentiers» как «финансисты» или «казначеи») и всех прочих участниках борьбы со смыслом, мы попадаем в другую часть спектра значений, которой русское слово «общение» уже не соответствует. В этой ситуации неизбежен переход от «общения» к «коммуникации» и далее, в следующем абзаце, к «средствам коммуникации». Именно при помощи средств коммуникации, по словам автора, продавцы пустых упаковок проталкивают в массы никому не нужные идеи и предложения. Лексические повторы в тексте этого абзаца придают бóльшую выразительность сказанному, поэтому в переводе их стоило сохранить. А вот от использования довольно яркой метафоры – «броская, но пустая упаковка» – дважды с промежутком в несколько строк, в русском переводе лучше отказаться, заменив ее в одном из двух случаев на другую, близкую по смыслу. В моем варианте это «ярмарочные зазывалы».    Еще один сюрприз ожидает нас в предпоследнем абзаце. Первая фраза – «C'est là que gît le levier» –  практически полностью повторяет идиому «c'est là que gît le lièvre» (в русском переводе «вот где собака зарыта»), с той только разницей, что слово «lièvre» (заяц) здесь заменено на анаграмму «levier» (рычаг). Точно воспроизвести по-русски авторскую игру слов невозможно, поэтому и от рычага, и от зайца, и от собаки пришлось отказаться, сохранив только тему земли и некоего инструмента в сочетании «в самых недрах слов кроется ключ».  Я перечислила лишь несколько лексических единиц, представляющих наибольшую трудность для перевода. В тексте мы сталкиваемся и с другими, более мелкими «камушками», успех преодоления которых зависит от опыта, изобретательности, а то и просто интуиции переводчика: «la machine à évider les mots», «du toc», «l'écriture littéraire», «les videurs de sens», «l'irremplaçable odyssée de l'humain».  Шанс узнать, каким образом те же задачи решают другие переводчики, кажется мне огромной удачей. Я очень рада, что участие в конкурсе кроме прочего предоставляет нам и эту редкую возможность.  

 

 

Анастасия ПЛАМЕНЕВСКАЯ

Жан Портант, поэт, писатель, переводчик, пишет на французском языке. Он вырос в Люксембурге, но в семье итальянцев, поэтому два его родных языка, итальянский, на котором говорили дома, и французский, выученный в школе и на улице, всё время как бы просвечивают один через другой. Не совсем француз, но и не итальянец, он всю жизнь чувствовал себя «уже не там», но и «не здесь». Его любимый образ – это кит, млекопитающее, живущее в воде. Кит уже не животное, ведь его предки навсегда покинули сушу, но и не рыба: всю жизнь проводя в воде, кит продолжает дышать легкими, как если бы он жил на земле.

У Жана Портанта два родных языка, и ни один из них не является для него главным. Он пишет по-французски, но его «лёгкие» – то, чем он дышит, – это итальянский язык. Благодаря ему он может видеть и вскрывать стёршиеся смыслы французских слов, преодолевать инерцию языка, находя и выковывая (подобно кузнецу – ещё один его любимый образ) его собственный «malangue» – «мойязык», тот самый живой язык литературного творчества, свободный от клише и заезженных фраз, который может выражать настоящую Жизнь.

В люксембургской газете «Жеди» Жан Портант ведёт авторскую колонку, которая называется «Un Monde Immonde», именно в ней и было опубликовано эссе под тем же названием, выставленное на конкурс художественного перевода INALCO RUSSE OPEN в 2018 году. Я расскажу немного о моём опыте перевода этого текста и о самых интересных и сложных местах.

  1. Название

 

Un Monde Immonde

Отвратный новый мир

 

 

Название Un Monde Immonde – такая явная игра слов, и в то же время это словосочетание, имеющее несколько уровней смысла. Поставленные рядом слова monde мир, вселенная и immonde грязный, вызывающий отвращение как будто вспоминают о своём общем происхождении. В современном языке эти слова, кажется, совсем разошлись. Но в латинском языке слово mundus, от которого они происходят, означало прежде всего чистый, опрятный, отсюда immundusнечистый, грязный, непристойный. По аналогии с греческим словом   κόσμος порядок слово mundus стало обозначать женский наряд, убор, украшения как нечто упорядоченное (и чистое и опрятное!) [Гарник А. В. Греческие лексические заимствования в латинском языке: учеб. материалы. Минск, БГУ, 2015. С. 8.]. (Интересно, что слово «косметика» родственно слову κόσμος – это нечто, помогающее женщине приводить себя в порядок.) И затем, подобно слову κόσμοςmundus развивает абстрактное значение «мироздание, мир, вселенная», то значение, которое «победило» во французском слове monde n (впрочем, в TLFi можно найти и устаревшее слово monde adj со значением pur” – чистый). Так что связь между двумя словами из нашего заголовка самая прямая.

И здесь сразу вспоминается из русского языка «белый свет» (например, «на всём белом свете не сыскать...»). Всё же древние воспринимали мир как нечто чистое, упорядоченное, светлое. Когда же «свет» перестал быть «светлым»? – вот о чём спрашивает нас Жан Портант своим заголовком, так резко бьющим в глаза.

«Несветлый свет» или «Небелый свет» – конечно, такой перевод был бы непонятен для русского читателя. Слишком фольклорно звучит для нас выражение «весь белый свет». Другой путь для переводчика мог бы предполагать поиск аналогичного выражения с русским словом «мир», которое имеет два значения «вселенная, мироздание» и «спокойствие, покой» (наши предки славяне тоже видели в мире гармонию и покой, хотя сейчас мы считаем эти слова омонимами): «немирный мир», «враждебный мир», «враждующий мир» – все эти варианты уводят нас далеко от оригинала, привносят смыслы, которых нет в исходном тексте. «Немирный мир» звучит некрасиво, «немирный» – это какое-то искусственное и неоправданное слово. «Враждебный мир» – как будто враждебен человеку, не то. «Враждующий» – вроде бы тоже о войне, но ведь не о вражде говорит автор. Я попыталась найти заголовок, который бы соответствовал духу и настроению автора, но такой, чтобы при этом в нем, как и в оригинале, была какая-то игра, двойное дно.

«Отвратный новый мир» – это вроде бы и перевод названия: mondeмир, immondeгрязный, отвратительный, неопределенный артикль означает введение чего-то нового, новую информацию. Собственно, об этом ведь и хочет сказать Жан Портант – что мир изменился, он пока неизвестный, неопределенный, новый.

Но в то же время сам ритм фразы «Отвратный новый мир» вызывает ассоциации с названием романа-антиутопии Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» в русском переводе. В одном из других эссе Портант пишет: «Je ne sais pas pourquoi, mais 2018, ça résonne comme le 1984 d’Orwell dans mon oreille» [https://jeudi.lu/2018-monde-immonde/]. Сравнение мира, в котором мы живем, и общества потребления из великих антиутопий XX века — тема близкая автору, поэтому я решила подчеркнуть это двойное звучание заголовка (прямой смысл и ассоциацию с антиутопией), заменив стилистически нейтральное «отвратительный» на разговорное и более сильное слово «отвратный».

 

  1. Первый абзац

 

Il y a une guerre sourde, sournoise, implacable, dont personne ne parle. Elle ne fait pas la une des journaux. Elle n'apparaît ni sur le petit ni sur les grands écrans. Elle se propage au galop et sème ses ravages. Elle participe de la dérive. C'est la guerre des mots. Ou, plus précisément, la guerre contre le mot.

Идёт война. Война скрытая и беспощадная. Об этой войне никто не говорит. О ней не пишут в газетах и не говорят с экранов. Она, подобно стихии, распространяется с огромной скоростью и сеет разрушение. Это война слов. Точнее, война против слов.

 

Первый абзац выстроен в музыкальном ритме фраз, который задается сначала нанизыванием эпитетов от самого короткого – односложного sourde – до трёхсложного implacable, за которым следует ещё более длинное определение, выраженное придаточным dont personne ne parle. Параллелизм фраз, начинающихся с elle, создает нарастание напряжения. Эта война скрытая: ни в газетах, ни на телевидении, ни в кино – нигде о ней не говорят ни слова, но она подобна стихии: её нельзя остановить. Читателю становится страшно.

В русском переводе мне показалось важным передать ритм и напряжение, которое достигает своего пика на словах «сеет разрушение». Если во французском языке, который не может обойтись без подлежащего, многократное повторение elle кажется не таким тяжеловесным, то в русском это было невозможно не только потому, что «она – она – она» звучало бы простовато, но и потому, что, когда речь идет о газетах и телевидении, в русском естественнее всего звучат неопределенно-личные предложения.

Предложение Elle participe de la dérive стало частью другого предложения в качестве сравнительного оборота. Глагол participer de qqch во втором значении – иметь что-то от …, в чем-то походить на …, раскрывает значение его корня part – «часть». Слово dérive пришло из морской и авиационной терминологии, это дрейф, отклонение от курса под действием ветра или подводного течения. Часть этих смыслов, к сожалению, потеряна при переводе, хотя образ стихии, на мой взгляд, соответствует замыслу автора. Но так как для фразы Elle participe de la dérive перевод Она подобна стихии не совсем точен, хотя и максимально близок, я сняла с неё акцент, сделав её сравнительным оборотом в составе соседнего предложения.

 

  1. Второй абзац

 

En apparence, nous nous parlons encore. Nous y mettons encore toutes les formes. Nous tentons encore de ne pas trop malmener syntaxe ni lexique. Les phrases qui apparaissent devant nous ont l'air d'être bien faites encore. Rien n'en trahit l'usure. Mais en réalité, dans le centre même de la parole, un travail de sape systématique creuse un tunnel sous le sens. Il y a écroulement de sens. Il y a, surtout, évidage. Il y a, comme le dirait Bernard Noël, "sensure".

Кажется, мы ещё говорим друг с другом. Мы правильно употребляем окончания. Стараемся не ошибаться в синтаксисе и подбираем нужные слова. Мы слышим и читаем фразы, которые кажутся нам вполне грамотными. И вроде бы ничто не выдаёт их испорченность. А между тем, в самом языке, в самой речи непрерывно ведётся подрывная работа по увеличению пустоты – обессмысливанию. И здание смысла рушится. Слово лишается смысла и опустошается. Как сказал бы Бернар Ноэль, происходит смыслостирание.

 

Во втором абзаце появляется одно из ключевых слов всего текста – usure: износ, устаревание, стертость, истощение. Но «ничто не выдает» – и просится испорченность, как что-то внутреннее, то, что может быть незаметно снаружи. И дальше – очень важный образ, метафора, объединяющая войну и язык: un travail de sape systématique creuse un tunnel sous le sens. Французский язык может быть очень конкретен, это очень «физический» образ, даже не олицетворяющий, а «овеществляющий» идею того, что, по мнению Ж. Портанта, происходит с языком. По-русски, конечно, нельзя так конкретно сказать «роет тоннель под смыслом», из военного лексикона приходит подрывная работа, чтобы придать конкретности образу – скажем: Здание смысла рушится.

Sensure – здесь для Ж. Портанта это sens и usure, износ смысла, но через это слово просвечивает другое – censure цензура. Слово sensure придумал Бернар Ноэль в эссе под названием L’Outrage aux mots, опубликованном в 1975 году. Б. Ноэль говорит о том, что в буржуазном демократическом обществе, при отсутствии официальной цензуры (которую можно определить как ограничение свободы слова) существует скрытая sensure, которая заключается в том, что в обилии текстов и информации смысл слов, речи постоянно искажается, так что настоящий смысл стирается, происходит обесценивание слов и их смысла. Неслучайно Ж. Портант вспоминает про это слово, ведь именно об этом его эссе. Возможно, было бы лучше перевести это как «смыслоцензура». Не уверена, что это слово было бы понятно русскому читателю, я оставила смыслостирание, хотя, возможно, износ смысла или смыслоцензура было бы точнее.

 

  1. Третий абзац

 

Voilà l'enjeu de la guerre contre le mot.

Petit à petit, sans que personne ne crie gare, sans qu'il n'y ait déclaration ouverte, sans qu'on ne l'étale au grand jour, la machine à évider les mots grignote le sens de la parole. On la retrouve à l'œuvre partout, cette machine.

Таковы ставки в войне против слов. Понемногу, исподволь, пока никто не видит, без объявления войны, машина по опустошению слов пожирает смыслы. Мы повсюду видим результаты этой деятельности.

 

Crier gareкричать караул, поднять тревогу, sans que personne ne crie gareисподволь. Sans qu’il n’y ait déclaration ouverteбез объявления войны. Sans qu’on ne l’étale au grand jour – перефразировано как пока никто не видит. Grignoterгрызть, откусывать, здесь вновь французский язык более конкретен, но по-русски «откусывать смысл от слов, от речи» невозможно, поэтому пожирает смыслы. On la retrouve à l'œuvre partout, cette machine – букв. Мы повсюду видим, как работает эта машина. Но здесь по-русски возникает странная формулировка, как будто эта машина – вроде бы одна – но она повсюду, поэтому лучше сказать, что мы повсюду видим работу этой машины, точнее результаты (лучше даже во мн.ч.) её работы.

 

  1. Четвертый абзац

 

 Un mot magique, essentiel pour la vie en commun, a été détourné pour l'occasion. Le mot communication. Il y a en lui ce que l'humain a de plus précieux : l'échange avec l'Autre. Donc le respect de l'Autre, la connaissance de l'Autre, bref, la vie en commun. Dans la bouche des politiques, des argentiers et de tous ceux qui participent à l’écroulement du sens cependant, la communication n'est même plus l'ombre d'elle-même. Communiquer signifie soudain faire acheter dans un emballage attrayant ce que jamais nous n'achèterions.

Чудесное слово, необходимое для жизни людей в сообществе, извратили в угоду случаю. Это слово – «общение»: теперь говорят – «коммуникация». В нем заключено самое дорогое для человека: обмен мыслями с Другим. Это и уважение к Другому человеку, и внимание к Другому, и знание Другого, то есть вся жизнь людей рядом друг с другом. Однако в устах политиков, финансистов, маркетологов и всех тех, кто, в конечном счете, участвует в уничтожении смысла, коммуникация даже близко не напоминает общение. Коммуникация внезапно стала подразумевать успешную продажу человеку того, что он бы ни за что без этой «коммуникации» не купил.

 

Здесь появляется ещё одно ключевое выражение для этого текста, которое встречается в этом эссе по меньшей мере 3 раза: la vie en commun – букв. жизнь вместе, общая жизнь, варианты перевода в тексте: жизнь людей в сообществе, жизнь людей рядом друг с другом, жизнь, которая объединяет всех людей.

 

  1. Седьмой абзац

 

Il est sans doute là, l'enjeu central de la guerre qui sévit. Dans le formatage du cerveau. Les mots, ne l'oublions pas, sont de la pensée qui descend dans la bouche. Mais le chemin n'est pas à sens unique. Les mots descendent du cerveau et remontent sans cesse vers lui. Les évider de leur sens fait monter du vide vers le cerveau. Du slogan. Qui, à la longue, dans l'incessant va-et-vient entre le penser et le parler, installe durablement l'usure du sens dans l'esprit.

На кону в этой свирепствующей войне стоит не что иное, как сознание людей. Форматирование  мозгов. Мы знаем, что слова – это мысль, облечённая в звуковую или письменную форму. Мысль рождается в сознании и затем находит своё выражение в слове. Но верно также и то, что идеи, выраженные словами, питают нашу мыслительную деятельность. Пустые слова оставляют пустоту у нас в голове. Мы начинаем мыслить слоганами. И со временем эти пустые слова стирают смыслы у нас в сознании.

 

Здесь мы снова видим пример того, насколько конкретен и «предметен» может быть французский язык при описании абстрактных вещей. Les mots sont de la pensée qui descend dans la bouche – букв. Словаэто мысли, которые спускаются в рот; Les mots descendent du cerveau et remontent sans cesse vers lui – букв. Слова спускаются из мозга и без конца снова поднимаются туда; lincesant va-et-vient entre le penser et le parler – букв. безостановочное движение туда-сюда между мыслью и речью – всё это звучит по-русски совершенно немыслимо, поэтому переводчику приходится искать другие менее «физически конкретные» слова.

 

  1. Восьмой абзац

 

C'est là que gît le levier magnifique du mot poétique. La poésie, l'écriture littéraire en général, celle qui sans cesse réinvente les mots, celle qui sans cesse les sauve de l'écroulement, est une arme nécessairement efficace contre les videurs de sens. Une arme clandestine. Le poète, l'écrivain, travaillent dans la clandestinité. Leur outil, ce sont les mots. Les mots mis en relation entre eux, pour se rencontrer pour la première fois, pour créer sans cesse des images inédites. Des mots qui se moquent du temps et du lieu et disent l'irremplaçable odyssée de l'humain. Des mots qui placent chacun d'entre nous au centre de la vie en commun. Des mots qu'on ne peut ni acheter ni vendre.

Единственное, что может нас спасти, – это удивительная сила поэтического слова. Поэзия, как и всё литературное творчество, снова и снова переизобретает слова, наполняет их новым смыслом, спасает их от падения в пустоту. Поэзия – это сильное оружие в борьбе против опустошителей слов. Но – это оружие тайное. Поэт и писатель работают в уединении. Их инструмент – это слова. Слова, впервые поставленные рядом друг с другом, рождают новые невиданные образы. Эти слова смеются над временем, они не привязаны к месту, эти слова вечны, как вечно и неизменно путешествие человека длиною в жизнь, как вечно само течение жизни. Эти слова делают каждого из нас центром Жизни, которая объединяет всех людей. Эти слова нельзя ни купить, ни продать.

 

 

Le levier magnifique du mot poétique – здесь вновь нам приходится отказаться от очень материального образа: рычаг поэтического слова в русском переводе становится силой поэтического слова.

Des mots qui se moquent du temps et du lieu et disent l'irremplaçable odyssée de l'humain.При переводе этой фразы я позволила себе вольность и немного приукрасила оригинал. Сейчас, перечитывая свой перевод, я бы хотела исправить это, остаться ближе к изначальному тексту Портанта: Эти слова смеются над временем и не привязаны к месту, они рассказывают о неизменном путешествии человека длиною в жизнь.

 

  1. Девятый абзац

 

Le mot poétique— l'art tout entier — dérègle la machine à formater les cerveaux. Il en est le résistant principal. Il est du côté du sens.

Поэтическое слово – как и любое искусство – нарушает работу машины по форматированию мозгов. Искусство дает ей отпор. Оно всегда на стороне Смысла.

 

Глагол déregler в данном случае уточняет образ машины: как будто ломается механизм машины, разлаживается его работа. К сожалению, мне не удалось найти более точного эквивалента, чем достаточно нейтральное «нарушает работу машины». Слово résistant означает сопротивляющийся, стойкий, устойчивый к чему-либо, я предлагаю перевод с глагольным выражением давать отпор. В последнем предложении я позволила себе добавить прописную букву для выделения слова Смысл.

Работая над переводом конкурсного задания – эссе Ж. Портанта “Un Monde Immonde” – я в очередной раз смогла прочувствовать, насколько ограничены возможности языка при художественном переводе текста. Многие смыслы, к сожалению, передать не удалось, что-то неизбежно потерялось, но своей задачей как переводчика я ставила прежде всего выразить не только мысль, но и дух, настроение, эмоции, которыми наполнен этот удивительный текст.

Самыми интересными при переводе для меня были образы, очень живые, очень материальные и понятные мне, но невозможные для буквальной передачи русскими словами. И в этом, наверное, и заключается чудо, магия и волшебство художественного перевода, когда, приняв образ в своё сердце, переводчик находит слова на языке перевода, совсем другие, но выражающие тот же живой смысл. Ведь иначе перевод был бы вообще невозможен – настолько языки и их смыслы отличаются друг от друга…

 

Елена Кожина

При первом прочтении текста Жана Портанта у меня возникло ощущение, что его будет трудно переводить. Хотя конкретных трудностей я не увидела (за исключением разве что явно непереводимого sensure) – и смысл вполне понятен, и стиль достаточно прост, и общий посыл ясен и близок любому филологу – что-то в тексте заставляло думать, что он окажется весьма неподатливым для перевода.

В целом текст производит впечатление сдержанного и вместе с тем внутренне напряженного. Лаконичные повествовательные предложения звучат весомо и убедительно; они напоминают военную хронику, в которой воздействие на адресата оказывают не эмоции, а факты. У автора убедительность достигается, прежде всего, за счет многочисленных риторических фигур. Анафора, градация, синтаксический параллелизм – именно на них держится текст. Стоило ли определять их как некую стилевую доминанту и пытаться сохранить любой ценой? Возможно; но мне это не удалось. Так, в первом абзаце у меня начисто исчезла четверная анафора «elle», в последнем – подхват «…les mots»  «Les mots…» и последующая тройная анафора «Des mots…». Хочется думать, что взамен текст приобрел что-то иное – живость, естественность, ненадуманность синтаксиса – но, возможно, жертва была напрасной.

Еще одна трудность связана с многочисленными лексическими и смысловыми повторами. Многие слова и выражения повторяются в тексте по несколько раз, однако, в отличие, например, от анафор, эти повторы не производят впечатление целенаправленного стилистического приема и кажутся, скорее, неоправданным дублированием уже сказанного. Приведу примеры: «faire acheter <…> ce que jamais nous n'achèterions» – и, строчкой ниже, «nous vend ce que nous ne voulons pas acheter»; «...dans un emballage attrayant» – и «vendeurs des emballages vides»; «Voilà l'enjeu de la guerre contre le mot» – и «Il est sans doute là, l'enjeu central de la guerre»;  «dont personne ne parle» – и «sans que personne ne crie gare»; «…essentiel pour la vie en commun» – и «bref, la vie en commun»; «…formatage des cerveaux» – и, тут же, «formatage du cerveau». Список можно продолжить, но объяснить природу композиционно неорганизованных и чересчур дословных повторов трудно: то ли автор, заставляя каждое слово откликаться эхом далее по тексту, хотел усилить суггестивный эффект и обеспечить гарантированное восприятие читателем каждой содержащейся в тексте идеи; то ли дело в простой небрежности – ведь перед нами не художественный текст, творимый «для вечности», а публицистический, сиюминутный. Как бы то ни было, в моем переводе большая часть повторов исчезла. Мне трудно судить о том, как воспринимается исходный текст носителем языка, но русскоязычному читателю, мне кажется, они резали бы слух. Поэтому я пошла по пути поиска синонимов и перифраз, стараясь не скатиться при этом в отсебятину.

Довольно непросто в этом плане было найти достаточное количество соответствий для ключевых слов (и их производных) – écroulement, évidage, usure. По большей части они у меня переведены не прямыми лексическими эквивалентами, а различными словосочетаниями. Метафорический характер этих слов и высокая степень абстракции исключают возможность однозначных соответствий в русском языке; каждое из них вполне переводимо, в том числе и в сочетании с существительным sens, но не думаю, что какой-либо вариант перевода звучал бы достаточно естественно, чтобы то и дело всплывать рефреном в  тексте.

Очень трудно было определиться с переводом слова «communication». Здесь семантика вступила в конфликт с коннотацией: по смыслу точнее было бы «коммуникация», по стилистической окраске – «общение». Именно «общение» можно назвать «волшебным» словом, заключающим в себе «самое ценное, что только есть у человечества», но никак не деловое, безликое слово «коммуникация». И тем не менее выбрать пришлось его, так как русское слово «общение» просто не способно ассоциироваться с чем-то сугубо отрицательным. Был соблазн схитрить и дать два слова через запятую ­– «общение, коммуникация» – но это все же было бы не вполне корректно.

И, естественно, большие сомнения вызвали уже упоминавшееся «sensure» и название рубрики «Le monde immonde». Фантазировать на тему «sensure» я даже не пыталась: в русском языке едва ли возможен жизнеспособный гибрид из слов «смысл» и «цензура». Тем более речь шла не об авторском неологизме Портанта (в этом случае, пожалуй, пришлось бы принять вызов), а о включении «чужого слова». Я решила, что правильней всего будет ограничиться комментарием о форме, смысле и происхождении этого замечательного словослияния. Что касается «monde immonde», то тут можно было бы поупражняться (в голову, например, пришло «оМИРзительный мир»), но мне подумалось, что внетекстовая и, по сути, второстепенная информация не должна фокусировать на себе внимание, тем более что, не зная специфики рубрики в конкретной газете, я могу неправильно истолковать ее название.

Жду возможности сравнить мой перевод с чужими. Мне кажется, в этот раз тексты должны получиться очень несхожими. Было бы крайне интересно прочитать перевод, в котором сохранено (без ущерба для качества) все то, чем я решила пожертвовать.

 

Болгова Ольга

Перевод публицистического текста – непростая задача. Необходимо сохранить заложенный автором эмоциональный посыл, верно расшифровать авторские аллюзии и метафоры, передать в переводе динамику оригинала. Буквально каждое предложение эссе Жана Портанта потребовало кропотливого разбора: извлеченные из его текста мысли нужно было снова собрать в предложения, которые звучали бы по-русски так же убедительно и ярко, как по-французски.

Признаюсь, что я не сразу определилась с выбором эквивалента для ключевого слова эссе – «communication». Ж.Портант говорит о том, что высказывания и отдельные слова все больше теряют смысловую наполненность. Исходя из общей идеи текста, мне показалось, что будет правильнее отталкиваться от слова «сообщение» (глагол «communiquer» также был переведен мною буквально – «сообщать»), а затем попытаться увязать с ним весь текст перевода, в частности, конструкции с однокоренными словами. Поэтому словосочетание «la chaîne communicative» превратилось в «общественный диалог», а «la vie en commun» в разных фрагментах прозвучало либо как «общественная жизнь», либо как «жить сообща».

Наконец, именно слово «сообщение» послужило ключом для перевода заголовка: «Разобщённое общество». Конечно, оригинальное название «Un monde immonde» буквально переводится иначе: если существительное «monde» в контексте эссе совершенно отчетливо воспринимается в собирательном значении «люди, общество», то прилагательное «immonde» означает «гнусный, низкий, подлый». Однако найденный аналог, по моему мнению, позволяет не только передать авторскую игру на звуковом сходстве слов «monde» и «immonde», но также сохраняет негативный подтекст оригинального названия и, что немаловажно, отражает главную мысль эссе Ж.Портанта о том, что речь, которую мы слышим со всех сторон, лишена смысла, слова превратились в «пустышки», общественный диалог нарушен, а, значит, в обществе нет взаимопонимания, оно разобщено.

Во время работы над переводом приходилось уходить от используемых автором однообразных конструкций, которые в его эссе выполняют эмфатическую функцию, однако в русском тексте они, на мой взгляд, выглядели бы слишком уныло. Например, в первом абзаце четырежды звучит местоимение «elle» в начале предложения. В русском же переводе соответствующее русское местоимение «она» дополняется предложной конструкцией «о ней».

Кроме того, в ряде случаев пришлось отказаться от использования крайне лаконичных, почти обрывочных предложений автора, так как в русском тексте такие фразы, как мне кажется, смотрелись бы неуместно и навредили бы восприятию текста. Так, к примеру, мне пришлось объединить три последних предложения второго абзаца, начинающихся с вводного оборота «il y a» : «Происходит обрушение смысла, а, главное, его выхолащивание, или, как сказал бы Бернар Ноэль, “sensure”». Отмечу, что мне не удалось подыскать адекватный аналог неологизму, придуманному Б.Ноэлем, поэтому я просто попыталась подробно разъяснить суть этого понятия в сноске.

Что касается лексики, большую сложность представлял перевод образных выражений. Во избежание буквализма приходилось видоизменять авторские высказывания. Приведу в качестве примера следующее предложение: «Les mots, ne l'oublions pas, sont de la pensée qui descend dans la bouche». В русском переводе вторая его часть во многом лишилась образного наполнения оригинала: «Не стоит забывать, что слова – это озвученные мысли». В других случаях, напротив, удалось подчеркнуть лексическое своеобразие авторского текста за счет подбора достаточно ярких по эмоциональной окраске русских эквивалентов. Так, фраза «l'incessant va-et-vient entre le penser et le parler» превратилась в «бесконечное блуждание между мыслью и словом». Кстати, последние предложения третьего абзаца с конца потребовали уделить им особое внимание: «Les (i.e. les mots) évider de leur sens fait monter du vide vers le cerveau. Du slogan. Qui, à la longue, dans l'incessant va-et-vient entre le penser et le parler, installe durablement l'usure du sens dans l'esprit». Прием транспозиции позволил преобразовать инфинитив-подлежащее в существительное, в результате чего изменилась вся структура первого предложения: «Выхолащивание смысла слов приводит к тому, что в умах образуется пустота». Дальше пришлось несколько дополнить второе предложение, состоящее из существительного с частичным артиклем, и развить мысль, заложенную в предыдущем предложении: «Ее заполняют лозунги». В заключительной фразе абзаца потребовалось изменить субъектно-объектные отношения (французское прямое дополнение «lusure du sens» стало подлежащим), а значение слова «usure» (изнашивание, разрушение) было конкретизировано, исходя из контекста: «В конце концов, в результате бесконечного блуждания между мыслью и словом происходит полное размывание смыслов».

Перевод некоторых фраз вызывал тем бóльшие сложности, что не до конца понятным было их содержание. Например, в начале второго абзаца говорится следующее: «En apparence, nous nous parlons encore. Nous y mettons encore toutes les formes». Если первое предложение не вызывает особых трудностей, то со вторым пришлось призадуматься. В примерном переводе получалось: «Мы еще вкладываем [в разговор] все формы». В конце концов, я перевела его так: «Наша речь еще вполне грамотна». Я рассудила, что под «формами» подразумевается знание правил и норм языка, их использование в речи. На такое толкование этой фразы указывали и последующие предложения в этом абзаце.

Первая фраза предпоследнего абзаца вновь потребовала отхода от буквального перевода: «C'est là que gît le levier magnifique du mot poétique». Решение подсказали ассоциации, возникающие со словом «levier»: рычаг связан с понятием силы. Глагол «gésir» (лежать; заключаться) и вовсе дает переводчику большую свободу в подборе подходящего эквивалента. В итоге получилась следующая фраза: «Вот тут-то и проявляется поразительная сила поэтического слова».

В заключение хотелось бы поблагодарить организаторов конкурса Inalco Russe Open за возможность пробовать свои силы в переводе самых разных по жанру и стилистике текстов, а также постоянно учиться и оттачивать мастерство, благодаря подробным комментариям членов жюри и участников конкурса, которые делятся своими замечаниями и впечатлениями после завершения каждого конкурсного испытания.

 

Екатерина Власова

Текст Жана Портанта Un Monde Immonde показался мне крайне занимательным. Вдумчивое, размеренное эссе, наполненное множеством сменяющих друг друга образов, интересных предложений и сочетаний слов, которые невозможно переводить буквально. Это эссе – призыв. Призыв быть более внимательным к словам, языку. И именно благодаря этому посылу так увлекательно было приниматься за перевод, ведь перевод – это тот вид деятельности, когда человек максимально сосредоточен на языке.

На что было обращено внимание в первую очередь? Конечно на то, что это качественный публицистический текст – эссе – имеющий целью воздействовать определенным образом на публику, заставить задуматься. Ритмика текста, тональность – вот то, что необходимо было транспонировать в русский текст.

Ритмику текста создают короткие, рваные предложения, а также их игра на контрасте со сложными предложениями. Обилие эпитетов с особыми оттенками смысла и зачастую с очень близким значением («Il y a une guerre sourde, sournoise, implacable») работают на создание тональности текста.

Игра слов – также смыслообразующий примем. Даже в названии переводчик сталкивается с тем, что необходимо передать игру слов: «Un Monde Immonde». И, конечно,  «sensure», с которым пришлось поработать, чтобы отразить полноту смыслов данного слова. Для перевода названия мной был выбран вариант «Мир без мира»,  а для « sensure » наиболее емким мне показалось «смыслоистощение».

Другой важный аспект – яркие образы, которые создает автор: «Elle se propage au galop et sème ses ravages», «… la machine à évider les mots grignote le sens de la parole », «C'est là que gît le levier magnifique du mot poétique». В некоторых случаях приходилось немного изменять образы при переводе для более точной передачи смысла, заложенного в них. Так, « Elle se propage au galop et sème ses ravages » я перевела как «она несется как вихрь, уничтожая все на своем пути».

Выражаю благодарность организаторам конкурса за столь интересный текст.

 

Борис Сергеев

Безысходный "Анти-Бродский"

Вот, в двух словах, такое впечатление оставил предложенный текст. Переводить, и правда, было интересно, но текст, на мой взгляд, непереводимый – отсюда и безысходность.

Да, рассмыслители знакомы и русскому языку. Уже хорошо. То есть, конечно, плохо, но хорошо для перевода – проблема не чуждая. Хуже то, что смысл из слов, бывает, вытряхивают не только политиканы и коммерсанты, но и другие властители дум – кто, по мысли Жана Портанта, как раз и призваны препятствовать опустошению слов. Как тут не вспомнить довлатовский пример горе-писателя, у которого на одной странице соседствуют "стало предельно ясно" и "с беспредельной ясностью ощутил". А еще хуже приведенная в статье иллюстрация "театра военных действий" - слово communication. Ей  посвящена добрая треть текста – так что проигнорировать нельзя, хоть и соблазн велик. Просто иллюстрация, на мой взгляд, не совсем вяжется с пафосом статьи, ее замыслом.

За примерами, конечно, было естественно обратиться к политическому жаргону. Главная особенность официальной речи во всех странах состоит в том, что любую гадость называют вполне приличным словом, да еще и оптимистично звучащим. Это то, что по-английски называют doublespeak, а Джордж Оруэлл выкристаллизовал в своих новоязных партийных лозунгах "война – это мир", "свобода – это рабство", "незнание – сила".

Но вот насчет полного извращения смысла communication – это, наверное, все-таки авторское преувеличение. Просто слово вошло в маркетинговую терминологию, причем в том значении, в котором уже существовало. Ведь communication (как и его русский эквивалент "(со)общение") – бывает не только диалогичным, но и монологичным, может не только завязываться вокруг какого-то изначально общего предмета, но и давно может означать "делание общим", чисто информационный процесс, передачу чего-либо, причем не всегда позитивного и желательного. Communiquer une maladie вряд ли появилось позднее, чем отраженное у Даля "сообщать болезнь, заражать".

Была бы настоящая засада, если бы русский язык с его нежной любовью к англицизмам вместо употребления нынешнего "маркетинговое сообщение" заимствовал слово "мессидж" со всеми терминологическими полномочиями. Но вот к счастью есть этот удивительный параллелизм, который, казалось бы, должен играть на руку переводчику. Ан нет. У французского автора – драматичность, опять-таки пафос – уже в изначальном, древнегреческом смысле. А по-русски – воспринимается как буря в стакане воды. При оригинальном размахе, может быть, и на целый евро в переводе удар получается на копейку. Просто одним термином больше, первоначальный смысл слова никуда не делся. Трагедии из этого не делают, да и вообще не замечают, хватает других проблем.

Смыслы слов могут меняться. А как же, любой язык живет, развивается по своим внутренним законам и не зависит от воли конкретного человека – какие бы злые козни по рассмыслению тот ни строил или же каким бы поэтическим даром ни обладал. И появление у слов новых смыслов язык только обогащает, тем более, что слово не может лишиться прежних смыслов так уж напрочь. А если и лишится – смыслы перейдут к другим словам. Великим языкам это во всяком случае угрозы не несет. Говорящих на них легионы, старые смыслы не выветрятся сразу из всех голов. Беспокоиться стоит о языках малых (малых только в смысле числа носителей). 

С другой стороны, язык, живя своей жизнью, одновременно и культурный объект, а культура предполагает представление о ценностях. Какие-то языковые явления могут приобретать ценность, даже сверхценность, и пусть communication слишком уж широко употребляется как маркетинговый термин – но ведь это только следствие, а ополчаться-то стоит на причину, на консюмеристский уклад общества, который потакает покупкам сверх всякой необходимости  - ну, и сопутствующему развитию технологий продаж.

При чтении текста почему-то постоянно вспоминалось слово "пафос", которое в русском языке в последнее время скорее употребят с негативным оттенком, в значении "выспренность, напыщенность" – или вот  в значении "основная идея". А словари эту тенденцию обычно игнорируют, отражая только "страстное воодушевление", восходящее к древнегреческому первоисточнику. Развернуть борьбу с новыми смыслами? Кажется, лучше все-таки принять и пользоваться, поэту - особенно. Так что мне ближе точка зрения "поэт – орудие языка, а не наоборот".

И как переводчику, мне оставалось сосредоточиться на красивостях, памятуя, что автор оригинала – в первую очередь поэт, попробовать показать это – в попытке завуалировать непереводимость ключевой иллюстрации. Так, сравнение войны с дрейфом в оригинале передал метафорой, которая содержит корни, созвучные со знаковыми для статьи понятиями – непредСКАЗуемая СЛОВно СТИХия, поиграл с прописными буквами – благо это допускает автор.

Настоящей лексической трудностью для меня стала l'irremplaçable odyssée de l'humain; откровенно говоря, и сейчас не понимаю, что имелось в виду - поэтому передал чем-то жутко пафосным (опять пафос)) и сомнительным. Во всяком случае, списать на то, что французский для автора не родной, нельзя – его стихи заставляют об этом забыть.

В общем, чтобы во всей полноте передать посыл автора оригинала, пришлось бы целиком переписать статью, выстроить иной ассоциативный ряд, использовать русский материал – который действительно задевает чьи-то болевые точки. Может быть, забить в тревожный набат по поводу, например, того, что смысл русской фразы "мальчик склеил в клубе модель" кардинально поменялся за какие-то 20 лет. Но это была бы уже совсем другая история: не перевод, не Портант, а если бы писал я, - еще и притворство.

 

Мария Голкова

В сущности, текст Жана Портанта представляет собой манифест, выражающий его видение:

- описываемой проблемы (война против слова),

- её последствий (обессмысливание языка, т.е. тех понятий, которые вписываются в привычную картину мира и, в итоге, искажение и опустошение самой жизни, для описания которой теперь вполне достаточно внедрённых в повседневную речь слоганов),

- единственно возможного пути решения (опора на силу художественного слова).

Несомненная важность этой проблемы для автора и его желание привлечь внимание широкого круга читателей предопределили выбор лексических и стилистических средств. Поэтому, несмотря на то, что лексика используется понятная и доступная, текст характеризуется обилием образных элементов и ярко выраженной эмоциональной окраской. С одной стороны, это позволяет автору не только зафиксировать проблему, но и недвусмысленно выразить своё отношение к ней; с другой – создаёт при переводе трудности, примеры которых приведены ниже.

1) В предложении Mais en réalité, dans le centre même de la parole, un travail de sape systématique creuse un tunnel sous le sens речевой процесс уподобляется работе по созданию туннеля, т.е. подкопа под смысл. Это образное сравнение по-русски дословно передать невозможно, так как далее, говоря о крушении смысла, автор уточняет, что имеется в виду исчерпание смысла. Поэтому перевод был сделан следующим образом: Но на самом деле речевой процесс уподобляется систематической разрушительной работе, выхолащивающей смысл.

2) Образное содержание приведённого ниже отрывка при дословном переводе выглядит нелепо: Les mots, ne loublions pas, sont de la pensée qui descend dans la bouche. Mais le chemin n’est pas à sens unique. Les mots descendent du cerveau et remontent sans cesse vers lui. Les évider de leur sens fait monter du vide vers le cerveau. Du slogan. Qui, à la longue, dans l’incessant va-et-vient entre le penser et le parler, installe durablement l’usure du sens dans l’esprit.

Поэтому, стараясь придерживаться общего тона оригинала и сохранить его экспрессивный характер, я выбрала следующий вариант перевода: Следует помнить, что слова – это изречённая мысль. Однако существует и обратная связь. Произносимые слова остаются в памяти. Слова, лишённые смысла, - опустошают мозг. Таким образом, интенсивное использование популярных слоганов оставит в памяти набор клише, состоящих из лишённых смысла слов. Тем самым устраняется изначальное несоответствие: бессмысленная речь через некоторое время неизбежно освободит от смысла мысль.

3) Из аналогичных соображений предложение Ils fonctionnent par slogans было переведено как Это – люди – функции, люди -  слоганы.

4) Используемое автором слово sensure – своеобразный неологизм, игра слов, основанная на сходстве написания «sens» и «censure» (т.е. «смысл» и  «цензура»), сохранение которой при переводе на русский язык невозможно. Поэтому было выбрано сложное слово «смыслоцензура».

5) При переводе заголовка основные трудности были связаны с выбором наиболее подходящего по смыслу варианта. Исходя из содержания текста, представляется вполне возможным, что слово Immonde – своеобразный неологизм (по аналогии с mobileimmobile), акцентирующий внимание на том, что привычный для нас мир на наших глазах превращается в НЕМИР. К тому же словарные значения Immonde  не отражают в полной мере сути текста, хотя описываемый мир может быть назван и гнусным, и отвратительным, и искажённым. Но, так как, по мысли автора, лишённые смысла слова обращают весь мир в обессмысленную пустоту, более точным представляется выбранный вариант заголовка - «Опустошённый мир».

Таким образом, хотя используемые автором слова имеют соответствия в русском языке, при переводе неизбежны отступления и от словарных значений, и, в какой-то мере, от образного содержания в соответствии с принятыми в русском языке принципами публицистического текста.

 

Анна Попова

  1. Перевод заглавия – необходимо было постараться передать этимологическую связь слов «monde-immonde». Вариант «немирный мир» уводил в сторону от содержания и мог быть понят читателем неоднозначно.  Остановилась на варианте «подлый мир», который передавал смысл названия. В отличие от буквального – «отвратительный», он позволял также сохранить религиозный оттенок значения слова «immonde». Возможно, подошел бы вариант «не-мир» (с отсылкой к Хайдеггеру), но неизвестно, насколько это соответствовало бы авторскому замыслу.
  2. Перевод предложения «Elle participe de la dérive» – сложность состояла в том, чтобы перевести адекватно и кратко. Использование полного эквивалента при передаче слова «la dérive» – «отклонение от пути, смещение» не соответствовало общему стилю и звучало чересчур формально. Поэтому для более адекватной передачи смысла был выбран частичный эквивалент «ложный путь»
  3. Перевод неологизма «sensure» – рассматривала два способа перевода: транскрипция или описание. В первом случае получалось, слово «сенсура», которое, на мой взгляд, было малоинформативно для русскоязычного читателя и выглядело, скорее, как опечатка. Поэтому был выбран второй способ – описательный перевод с подстрочным примечанием переводчика, в котором раскрывался принцип создания неологизма. Сейчас вижу, что можно было сформулировать точнее, например, так: «Происходит, по выражению Бернара Ноэля, изъятие смысла – "сенсура". А в примечании расшифровать принцип.
  4. Перевод словосочетания «un mot magique» – русский эквивалент слова «magique» («магический, волшебный, колдовской») не вполне адекватно передает значение этого слова в контексте переводимой фразы. Поэтому выбран эпитет «чудесный», как более многозначный.
  5. Перевод предложения «Qui, à la longue, dans l'incessant va-et-vient entre le penser et le parler, installe durablement l'usure du sens dans l'esprit» – фразу пришлось переформулировать из-за отсутствия адекватного эквивалента слову «va-et-vient» и словосочетанию «installe … l'usure». Для передачи смысла использованы слова «круговорот» и «эрозия», как наиболее адекватные, с моей точки зрения, в данном контексте («Со временем, в условиях постоянного круговорота слов между мыслью и речью, это непременно приведет к эрозии смысла в сознании»).
  6. Перевод словосочетания «les videurs de sens» – изначально напрашивался вариант перевода «потрошители смысла», который был отвергнут, как слишком эмоционально окрашенный. Выбран вариант «похитители смысла», как более точно передающий суть описанных автором подспудных, неявных процессов.
  7. Перевод словосочетания «l'irremplaçable odyssée de l'humain» – сложно было адекватно и, одновременно, кратко передать смысл оригинала. Там речь шла о многовековом опыте человечества, в том числе интеллектуальном, который зафиксировался в словах и стал неотъемлемой частью сформированной в результате картины мира. Перевела буквально, использовав слово «одиссея», так как текст адресован образованной аудитории, наверняка, знакомой с этим понятием.

 

Анна Руцкая

Это моя вторая попытка участия в конкурсе. И в этом году текст для перевода при первом прочтении несколько разочаровал меня: по сравнению с прошлым годом он показался не столь ярким и образным и, в то же время, сложным не только для перевода, но и для восприятия. Даже думала не участвовать в этом году. Но перечитала текст несколько раз, и почувствовала, что идея автора мне близка и тема эта очень актуальна. Так решилась попробовать перевести.

   Однако, в прошлогоднем конкурсе я старалась переводить близко к тексту, буквально слово в слово, сохраняя каждую фразу. И это было, конечно, большой ошибкой, как я позже поняла, прочитав комментарии членов жюри и лауреатов. В этом году решила делать кардинально по-другому: отталкиваться не от слов, а от эмоций и образов.

   Итак, я старалась в первую очередь передать эмоциональный посыл статьи и, безусловно, важность темы. Первоначально я написала черновой вариант русского текста исходя из того, что поняла и почувствовала после нескольких прочтений, не обращаясь к словарям. Так проявился образ каждого абзаца. Затем, уточняя значения некоторых слов по словарям, я подбирала слова к возникшему образу.  И тут мне очень помогали словари синонимов, т.к. просто перевод не всегда предлагал подходящие по эмоциям и образам слова.

Не могу сказать, что были какие-то особые сложности. Там, где мне не удавалось сформулировать точный перевод, подключалась «фантазия на тему». Это было очень увлекательно, похоже на собирание пазла, только в роли деталей были слова.

Все началось уже в первом абзаце, с двух фраз: «Elle se propage au galop et sème ses ravages. Elle participe de la derive». Они очень эмоциональные и образные. Простой перевод тут никак не подходил. Слово галоп привело меня к образу табуна диких коней, который несется, все сметая на своем пути. Но речь шла о войне. Она не может нестись и все сметать. По-русски так не говорят. Отсюда возникло «Она стремительно набирает обороты и наносит свои удары». Со второй фразой было сложнее. Ее перевод никак не встраивался в общую картину, и смысл ее был не совсем ясен в данном контексте. Совсем пропустить ее мне не хотелось, но и перевести как есть, отдельной фразой не получалось. Тогда я стала всматриваться во все значения глагола dériver. Мне понравился образ дрейфующих льдин, плывущих в неопределенном направлении. Так вся фраза стала определением «Неуправляемая».

 Так было и с названием, хотя я переводила его уже в самом финале, после перевода самого текста. Словарные значения слова immonde в названии, как грязный / мерзкий / ужасный, совсем не отражали идею статьи. Тогда я поискала в интернете сайт журнала, откуда была взята статья и поняла, что это название колонки автора. Почитала другие его статьи. Они и натолкнули меня на идею перевода названия как «Циничный мир», которое, на мой взгляд, несет в себе все значения слова immonde и, в то же время, более нейтральное, подходящее для разных статей автора.

Спасибо автору за внимание к теме слов и смыслов и организаторам конкурса за выбор текста. Искренне надеюсь, что моя версия отражает мысли и чувства автора.

 

Размышления членов жюри о предложенном тексте

Елена Березина

Поскольку мы имеем дело с эссе, требуется несколько иного рода точность, чем при переводе собственно художественного текста. Название газет и журналов переводить не принято, и «Le Jeudi» оставляем как есть, можно транскрибировать: «Лё Жёди».

Думаю, что комментарии в таком переводе нужны. Неологизм Бернара Ноэля «sensure» был прокомментирован несколькими переводчиками; но и слово «communication», пожалуй, следовало бы привести в сноске, пояснив, что спектр его значений пополнился в настоящее время значением «пиар». Хотя один из переводчиков обошёлся без комментариев, остроумно введя цепочку «сообща, со-общение (через дефис), сообщение», которая прослеживает смысловой дрейф: «со-общение» содержит mot magique «общение», а смс-сообщения широко используются для пиара.

Кстати, о дрейфе: простая фраза «Elle participe de la dérive» у многих вызвала затруднение. Одни передали её очень приблизительно, другие и вовсе опустили. А сказано здесь о том, что «она (эта война) сродни дрейфу». 

В названии («Un Monde Immonde») хотелось бы сохранить игру. И тут наиболее остроумным решением мне показалось «О мерзком мирском». 

«Dans le centre même de la parole» – о слове тут сказано или о речи? Скорее, именно о слове, поскольку дальше говорится о смысловом сдвиге слова «communication».

Читаем в одном из переводов: «Как сказал бы Бернар Ноэль, мир полон «смывслов»» – очаровательный хрупкий каламбур, привязанный к числу и падежу.

Смысл «l'Autre», скорее всего, передаётся словом «ближний».

«La vie en commun» – не общественная жизнь, а общая (жить общей, совместной жизнью, а не в социуме).

«Les mots, ne l'oublions pas, sont de la pensée qui descend dans la bouche.» Всё понятно, но как это сказать по-русски, не впадая в высокий стиль («нисходит на уста») или косноязычие? Вот одно из удачных решений: «слово есть мысль, сошедшая с языка».

«Des mots qui se moquent du temps et du lieu et disent l'irremplaçable odyssée de l'humain». Одно из удачных решений: «Слова, неподвластные времени и пространству и рассказывающие одиссею Человека - с которой не сравнится ничто.» Или вот, менее пафосно: «Слова, которым нет дела до времени и места, они повествуют о неповторимой человеческой одиссее». 

Не могу не упомянуть об одном дерзком и талантливом тексте, присланном на конкурс (переводом в полном смысле его назвать нельзя; основные идеи оригинала в нём отражены, но переводчика унесло так высоко в эмпиреи, что «перевод» обогатился многими подробностями, о которых Жан Портант и не помышлял). Это стихотворный текст, и такая форма, надо думать, возникла не произвольно, а из идеи Жана Портанта о роли поэтического слова. От цитирования удержусь. Надеюсь, этот текст опубликован, и у вас есть возможность, ощутив его энергетику, восхититься им – или возмутиться.

 

Слово жюри

В этом юбилейном году мы решили предложить в качестве конкурсного задания эссе. Это специфический жанр, у которого есть своя функция: речь идет о логико-этическом воздействии на читателя. Это эссе-рассуждение, цель его – заставить задуматься (воображаемого) читателя о том, чтó – благодаря специфической структуре эссе – раскрывается при прочтении.

Давайте посмотрим, какие элементы французского текста должны быть сохранены, чтобы эссе получило новую жизнь на языке-цели и при этом не потеряло значимых частей.

Прежде всего, это слово communication. Элемент, повторяющийся в этом небольшом тексте три раза. Четыре раза повторяется commun, один раз – глагол communiquer. Один раз – communicative. Выбор одного из русских эквивалентов в данном случае полностью повлияет на восприятие русского текста. Общение-общество-общаться? Коммуникация-коммуна-коммерция (есть такой вариант в предложенных переводах)? Разговаривать-говорение-говорить? Выбор неоднозначен. В лучших вариантах переводов конкурсанты смогли передать оппозицию «общение – коммуникация».

Несколько слов о sensure. Конкурсанты выбирали разные подходы к передаче слова: придумывали свои слова, оставляли на французском и давали сноску, поясняющую его природу, иногда предлагали близкие по смыслу слова. «Смыслура» – чудесный русский бегемот. «Сенсура» (и правда – созвучно слову «цензура», но sens – непрозрачно лоя русского читателя). «Обессмысливание» (не совсем то, нет игры), гораздо интереснее – «рассмысление», «смыслостирание». Прекрасен вариант, предложенный Татьяной Пятницыной : [мир полон] «смывслов».

По поводу перевода formatage du cerveau. Форматирование мозгА в русском языке употребляется в нейрокинезии для обозначения приведения структур мозга к нормальному функционированию. Но в эссе все-таки говорится именно о форматировании. Поэтому форматирование мозгОВ – хороший выбор. Второй – промывание, хотя и чуть дальше от современного (выбранного автором) слова «форматирование» (lavage ведь тоже существует, но автор его не использовал), программирование мозгов – хороший вариант.

И, конечно, в самом начале, перевод – petits et grands écrans – оказался довольно сложным для наших конкурсантов (не для всех, конечно). Безусловно, это «маленькие» и «большие» экраны, а если бы еще так говорилось по-русски, было бы совсем чудесно! Так что пока «телевизоры» и «кинотеатры» является лучшим вариантом.

По поводу названия рубрики мнения наших конкурсантов были совершенно удивительными, очень интересными, а часто и очень далёкими от оригинала. Отметим прекрасные находки: Миру – мор; О мерзком мирском. Остальное – в работах наших финалистов!

Хочется отметить чудесный образ из работы LG123456: «гигантский трактор вывозит на помойку значения слов, медленно пожирая смысл нашей речи. Повсюду слышен шум его мотора.» Хотя в эссе нет помойки, нет гигантского трактора, но образ получился очень интересным.

Мы предлагаем конкурсантам ознакомиться с несколькими работами, в которых затрагиваются проблемы перевода и вопросы «коммуникации»:

https://www.erudit.org/fr/revues/ttr/2011-v24-n2-ttr0392/1013398ar/

https://www.erudit.org/fr/revues/ttr/2014-v27-n1-ttr02600/1037119ar/

https://stengazeta.net/?p=10002677

 

Ждём вас в следующем году на конкурсе INALCO RUSSE OPEN 2019!

 

Новости

Опрос

Удобен ли наш сайт?

Общее количество голосов: 128