Лауреаты конкурса 

INALCO RUSSE OPEN SPACE 2015

 
1 место 
Трынкина Евгения Владиленовна

Закончила экономический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова в 1977 г. Кандидат экономических наук. Работала по специальности до 1992 года, затем полностью посвятила себя переводу с французского. Постигала науку перевода самостоятельно, по книгам и с помощью редакторов. В моем переводе в академической серии «Литературные памятники» вышли книги: Сулье Ф. Мемуары дьявола, Готье Т. Романическая проза. В 2-х томах, Луве де Кувре. Любовные похождения шевалье де Фобласа. Для этой же серии мною подготовлены переводы, которые находятся в стадии научной подготовки к изданию: Казот Ж. Продолжение сказок 1001 ночи, Бекфорд У. Ватек и другие истории, Готье Т. Сказки и новеллы, Казанова Джакомо. История моей жизни. Сейчас  я работаю над переводом переписки госпожи де Севинье и буду занята им ближайшие три года. Кроме того, в моем переводе вышли романы Жюля Верна, Луи Буссенара, Александра Дюма, Луи Эно и другие. Больше всего горжусь романами Готье, а также «Озорными рассказами» Оноре де Бальзака (они вот-вот выйдут большим тиражом в издательстве Вита-Нова). Работаю много, может быть, даже больше, чем следует, но мои интересы не ограничиваются только переводом: люблю театр и кино, оперу и балет, живопись, путешествия и, разумеется, много читаю. Еще страстно люблю свой огромный сад, точнее, парк, которому посвящаю очень много времени весной и летом и который тоже является своего рода произведением искусства. Считаю себя счастливым человеком, потому что люблю всё, что делаю.

Конкурсный перевод

Ирен Немировски

 

Собаки и волки (неопубликованный фрагмент)

 

Дети прожили в православной семье, их приютившей, неделю, и все это время они были счастливы, как никогда. В этом доме, как и у себя, в нижнем городе, они пользовались полной свободой, но, если у русских свобода шла от беззаботности, то у евреев, и все это прекрасно понимали, она порождалась как раз заботами  — слишком жестокими, не оставлявшими ни сил, ни времени на то, чтобы заниматься детьми, и взрослые только дожидались перемены к лучшему, чтобы тут же положить конец всякой вольнице. Здесь же у старых и малых царил дух милого попустительства; когда старшая дочь толстой генеральши, шестнадцатилетняя Вера говорила, что переночует у одноклассницы, и пропадала до утра, ее мать и не думала возражать. Точно так же ей и в голову не приходило запретить своей младшей восьмилетней Зине бегать босиком по мокрому от дождя саду или лишить себя удовольствия целый день сидеть сложа руки, а в восемь часов вечера взяться за карты и играть до самой зари, несмотря на то, что от неподвижности у нее начинались приступы тяжелейшей астмы.  

Ничто так не поражало и не пленяло детей, как это спокойствие и эти долгие, ничем не заполненные часы, когда никто не говорил о деньгах (а зачем?).  Все русские семьи жили на наследство или на императорские пенсии. Деньги падали с неба, за ними не надо было бегать, снашивая башмаки и сердца. Будущее никого не тревожило. Все полагались на Провидение, на императора или на наследство от богатой тетушки. В болезни и смерти уповали на Господа, и время текло с упоительной неторопливостью.

Дом был старый, полуразвалившийся, с темными углами, по которым редко прохаживались веником, и в этом он не отличался от их прежнего жилища в нижнем городе, зато здесь повсюду стояли глубокие кресла и большие диваны, а в укромных уголках лежали старые-престарые, изъеденные молью ковры, на которых можно было поваляться и подремать. Часов не наблюдали, вразнобой вставали, укладывались спать и садились за стол: в полдень одни вылезали из постелей, а другие только ложились. Стол был всегда накрыт. Когда наступало время для сладкого, внезапно появлялась Зина со своей лицейской подружкой или один из трех проживавших у генеральши двоюродных братьев-студентов, и хозяйка дома снова приказывала подать суп. За компанию с голодными школярами кто-то опять грыз гренки, кто-то просил добавки котлет с краснокочанной капустой или бланманже. Детей заставляли пить молоко большими кружками, пичкали сахаром, сырыми яйцами и вливали в них по ложке рыбьего жира — для аппетита. Ужинали очень поздно. В два часа пополуночи сонная служанка одно за другим подавала блюда с горячей, ароматной, приятной на глаз и на вкус едой, и на рассвете, когда за окнами уже светлело, кое-кто еще сидел за столом.

Лиля, Бен и Ада прожили там всего неделю, но ничуть не сомневались, что их охотно оставили бы и на полгода, и на год. К ним относились так, как принято в хорошем русском обществе, когда волей обстоятельств русские соприкасаются с евреями: «Все жиды подлецы, но кто из нас, смертных, не без греха. У каждого свои недостатки, к тому же Соломон Вроныч, мой врач, и Аркадий Израилич, мой поверенный, на евреев ни капли не похожи».

Лиля, Ада и Бен не то что не ощущали враждебности окружающих, но никогда прежде не видали такой всеобъемлющей благожелательности. Благожелательность, да, именно она была отличительной чертой этих провинциальных русских, живших в мире с Богом и людьми. Достаток, жизнь на широкую ногу, многочисленная и плохо оплачиваемая челядь, любовь к беспорядку и почтительное к нему отношение, ни намека на дисциплину, ни малейших требований ни к себе, ни к другим — всё это чудесным образом упрощало жизнь.

Ада и Лиля делили комнату с дочерями хозяйки. Пока толстушка Зина крепко спала, Ада в темноте подслушивала секреты, которыми делились между собою старшие девочки, и ей открывалось многое, о чем она прежде не догадывалась, а в ее воображении рисовались опасные, полные соблазна картины.

Наслушавшись откровений Зины* (или Лены), Ада с особым интересом наблюдала за сценой, которая повторилась за эту неделю не один раз. Вечером, когда генеральша играла в карты, появлялась ее старшая дочь, высокая, белокурая девица с беспокойными бесцветными глазками. В руке — чемоданчик с нужными для ночевки вещами.

— Мама, я переночую у подружки.

— Хорошо, деточка.

И никогда никаких вопросов. Лена** целовала увядшие щеки генеральши. Нежная пухлая ручка, мягкая той мягкостью, что свойственна рукам никогда не касавшимся ни тряпки, ни кастрюли, ни иголки, приподнималась и крестила склоненную голову девушки…

— Бог с тобою, доченька.

Аде было невдомек, потворствует мать дочери или просто глупа. Она ведь  видела, что, пока Лиля подрастала и ее развитием еще можно было руководить, тетя Раиса глаз с дочери не спускала. Здесь, само собой, всё по-другому, лишь мирная снисходительность. «Молодость… все через это проходят… Бог ей поможет. Против Его воли не пойдешь. Пожелает, так убережет свое дитя, а захочет — отдаст в лапы черту, и ничего не поделаешь», — так, скорее всего, рассуждала генеральша.

Покинув этот дом и особенно сад — просторный, буйный, с белыми деревьями, с мягкой и пушистой от февральского снега землей, Ада впервые оглянулась на свою жизнь и поняла, что несчастна.

Но именно в тот год в жизни семьи должны были произойти важные для Ады перемены. Сначала умер дедушка. После ночного погрома он словно отупел. Он с трудом передвигал ноги, отказывался от пищи и вскоре угас, и с его смертью отпала главная причина, принуждавшая их жить в нижнем городе. Потом у отца дела резко пошли в гору: у евреев всё так делалось — скачками да прыжками. Счастье и горе, богатство и бедность обрушивались на них, точно гром небесный на бессловесную скотину. И оттого рождались в их душах и вечное беспокойство, и неизъяснимая  надежда.



* Здесь, судя по всему, описка автора, поскольку Зина спала, а не болтала. Вероятно, тут должно было быть имя одной из старших девочек, Веры или Лили. — Примеч. переводчика.

** Возможно, здесь также имелась в виду Вера, о которой шла речь в первом абзаце.

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Евгения Трынкина

 Перевод конкурсного задания

 с учетом замечаний и соображений членов жюри и участников конкурса

 

Дети прожили в православной семье, их приютившей, неделю, и все это время они были счастливы, как никогда. В этом доме, как и у себя, в нижней части города*, они пользовались полной свободой, но, если у русских свобода шла от беззаботности, то у евреев, и все это прекрасно понимали, она порождалась как раз заботами  — слишком жестокими, не оставлявшими ни сил, ни времени на то, чтобы заниматься детьми, и взрослые только дожидались перемены к лучшему, чтобы тут же положить конец всякой вольнице. Здесь же у старых и малых царил дух милого попустительства; когда старшая дочь толстой генеральши, шестнадцатилетняя Вера говорила, что переночует у однокашницы, и пропадала до утра, ее мать и не думала возражать. Точно так же ей и в голову не приходило запретить своей младшей восьмилетней Зине бегать босиком по мокрому от дождя саду или лишить себя удовольствия целый день сидеть сложа руки, а в восемь часов вечера взяться за карты и играть до самой зари, несмотря на то, что от неподвижности у нее начинались приступы тяжелейшей астмы.  

Ничто так не поражало и не пленяло детей, как это спокойствие, эти долгие, ничем не заполненные часы, когда никто не вспоминал о деньгах (да и зачем?).  Все русские семьи жили на наследство или на пожалованные царем пенсии. Деньги появлялись сами собой, за ними не надо было бегать, снашивая башмаки и сердца. Будущее никого не тревожило. Все полагались на Провидение, на царя или на наследство от богатой тетушки. В болезни и смерти уповали на Господа, и время текло с чудесной неторопливостью.

Дом был старый, запущенный, с темными углами, по которым редко прохаживались веником, и в этом он не отличался от прежнего жилища детей, зато здесь повсюду стояли глубокие кресла и большие диваны, а в укромных уголках лежали старые-престарые, изъеденные молью ковры, на которых можно было поваляться и подремать. Часов не наблюдали, вразнобой вставали, укладывались спать и садились за стол: в полдень одни вылезали из постелей, а другие только ложились. Стол был всегда накрыт. Когда наступало время для сладкого, внезапно появлялась Зина со своей подружкой-однокашницей* или один из трех проживавших у генеральши двоюродных братьев-студентов, и хозяйка дома снова приказывала подать суп. За компанию с голодными школярами кто-то опять грыз гренки, кто-то просил добавки котлет с тушеной капустой или сладкое заливное. Детей заставляли пить молоко большими кружками, пичкали сахаром, сырыми яйцами** и вливали в них по ложке рыбьего жира — для аппетита. Ужинали очень поздно. В два часа пополуночи сонная служанка одно за другим подавала блюда с горячей, ароматной, приятной на глаз и на вкус едой***, и на заре, когда за окнами уже светало, кое-кто еще сидел за столом.

Лиля, Бен и Ада прожили там всего неделю, но ничуть не сомневались, что их охотно оставили бы и на полгода, и на год. К ним относились так, как было принято в хорошем русском обществе, когда судьба сводила русских с евреями: «Все жиды подлецы, но никто из нас, смертных, не без греха. У каждого свои недостатки, к тому же Соломон Вроныч, мой врач, и Аркадий Израилич, мой поверенный, на евреев ни капли не похожи».

Лиля, Ада и Бен не то что не ощущали враждебности окружающих, но никогда прежде не видали такой всеобъемлющей благожелательности. Благожелательность, да, именно она была отличительной чертой этих провинциальных русских, живших в мире с Богом и людьми. Достаток, жизнь на широкую ногу, многочисленная и плохо оплачиваемая челядь, любовь к беспорядку и почтительное к нему отношение, ни намека на дисциплину, ни малейших требований ни к себе, ни к другим — всё это чудесным образом упрощало жизнь.

Ада и Лиля жили в одной комнате с дочерями хозяйки. Пока толстушка Зина крепко спала, Ада в темноте подслушивала секреты, которыми делились между собою старшие девочки, и ей открывалось многое, о чем она прежде не догадывалась, а в ее воображении рисовались опасные, полные соблазна картины.

Наслушавшись рассказов Зины* (или Лены), Ада с особым интересом наблюдала за сценой, которая повторилась за эту неделю не один раз. Вечером, когда генеральша играла в карты, появлялась ее старшая дочь, высокая, белокурая девица с дерзкими бесцветными глазками. В руке — чемоданчик с нужными для ночевки вещами.

— Мама, я переночую у подружки.

— Хорошо, деточка.

И никогда никаких вопросов. Лена** целовала увядшие щеки генеральши. Та  приподнимала свою мягкую пухлую ручку, нежную, как все руки, никогда не прикасавшиеся ни к тряпке, ни к кастрюле, ни к иголке, и крестила  склоненную голову девушки…

— Бог с тобою, доченька.

Аде было невдомек, потворствует мать дочери или просто глупа. Она ведь  видела, что, когда Лиля подросла, тетка Раиса стала следить за каждым ее шагом, потому что возлагала на нее большие надежды. Здесь, само собой, всё по-другому, лишь мирная снисходительность. «Молодость… все через это проходят… Бог ей поможет. Против Его воли не пойдешь. Пожелает, так убережет свое дитя, а захочет — отдаст в лапы черту, и ничего уж не поделаешь», — так, скорее всего, рассуждала генеральша.

Покинув этот дом и особенно сад — просторный, буйный, с белыми деревьями, с мягкой и пушистой от февральского снега землей, Ада впервые оглянулась на свою жизнь и поняла, что несчастна.

Но именно в тот год в жизни семьи должны были произойти значительные  перемены. Сначала умер дедушка. После ночного погрома он полностью ушел в себя. Он с трудом передвигал ноги, отказывался от пищи и вскоре угас, и с его смертью отпала главная причина, принуждавшая их жить в нижнем городе. Потом у отца дела резко пошли в гору: у евреев всё так делалось — скачками да зигзагами. Счастье и горе, богатство и бедность обрушивались на них, точно гром небесный на бессловесную скотину. И оттого рождались в их душах и вечное беспокойство, и неизъяснимая  надежда.

 



* Нижняя часть города. — Члены жюри считают, что это выражение надо перевести, как Подол. Я не считаю это возможным, поскольку описанные события происходит все же не в Киеве, а в «одном украинском городе». Автор сознательно не указал точного названия города, о котором она рассказывает, намек на Киев был бы лишним.

* Подружкой-однокашницей. — Здесь, чтобы избежать слова лицей, можно его совсем убрать. Переводить лицей – как гимназия,  не хочется, переводчик не должен выступать судьей и суровым редактором, можно оставить слово «лицей» и дать примечание и разъяснить, что в царской России для девочек лицеев не было. 

** Сырыми яйцами. — Детям, больным и ослабленным действительно давали сырые яйца. В России любили подавать их в виде гоголь-моголя, и это тоже возможный вариант перевода.

*** Приятной на глаз и на вкус едой. — Слово “palais” здесь переводится не как дворец, а как нёбо.

* Здесь, судя по всему, описка автора, поскольку Зина спала, а не болтала. Вероятно, тут должно было быть имя одной из старших девочек, Веры или Лили. 

 

** Вероятно, здесь также имелась в виду Вера, о которой шла речь в первом абзаце.

-------------------------------------------------

2 место 

Березина Елена Николаевна 

Я переводчик художественной литературы (в основном, французской). Среди моих работ переводы Т. Готье, П. Валери, Л. Арагона, Э. Ионеско, Ж. Кокто, А. де Монтерлана, С. де Бовуар, Д. Апдайка, Э.-Э. Шмитта. Мне доводилось переводить эссеистику и заниматься литературным редактированием. Мне интересна детская литература, детская книга, книга как арт-объект. Я состою в Союзе писателей Санкт-Петербурга.

Конкурсный перевод

Неделя, прожитая в приютившей их православной семье, стала для детей удивительно счастливой. Свобода была полной, как и при жизни в нижнем городе; но если в еврейском доме она явно порождалась суровостью будней, не оставлявшей времени для иных забот, и ожидалось, что время или случай изменят это положение, то у русских царила именно беззаботность. Милой распущенности здесь были подвластны и старые, и малые: матери, дородной генеральше, и в голову не приходило ни запрещать старшей дочери, шестнадцатилетней Вере, пропадать до утра под предлогом, что она ночует у одноклассницы, ни бранить младшую, восьмилетнюю Зину, за беготню босиком по мокрому от дождя саду – да и сама генеральша была не прочь прикорнуть на полдня, что заканчивалось мучительными приступами астмы, а то просиживала с картами с восьми часов вечера до рассвета.      

Ничто так не удивляло и не восхищало детей, как этот покой, эта нерушимая безмятежность: здесь никогда не заводили разговоров о деньгах (а зачем?). Все русские семьи жили наследством или императорской пенсией. Они мирно дремали, а достаток прибывал сам собой, и не было нужды суетиться в погоне за ним, сбивая каблуки и надсаживая сердце. Никто не тревожился о будущем: полагались на заботу Провидения или государя, на кончину одной из богатых тетушек. Вверяй себя Господу в болезни и смерти, и часы потекут с дивной неспешностью.     

Дом был старым и запущенным, темные углы выметались редко, и этим он не отличался от квартиры в нижнем городе; но тут повсюду были расставлены глубокие кресла и широкие диваны, по углам были раскиданы старые траченные молью ковры, на которых можно было и поваляться, и вздремнуть. Ложились, просыпались и садились за стол кому когда заблагорассудится: в полдень одни пробуждались, другие отходили ко сну; стол был накрыт всегда. Когда принимались за сладкое, вдруг являлась Зина с лицейской подругой или какой-то из трех кузин-студенток, живших у генеральши, и хозяйка дома опять распоряжалась, чтобы подали суп. За компанию с ними домашние снова принимались жевать бутерброд, отбивную, салат из красной капусты или заливное. Детей пичкали сластями, молоком, сырыми яйцами и рыбьим жиром – для лучшего аппетита. Ужинали за полночь. Часа в два ночи заспанная кухарка вносила все новые и новые дымящиеся ароматные блюда, приятные на глаз и на вкус; за окном уже светало и занималась заря, а ужин все не кончался.   

Лиля, Веня и Ада прожили в русском доме неделю, но прекрасно понимали, что их легко оставили бы на полгода или на год. Относились к ним как принято у благовоспитанных русских, которых обстоятельства вынуждают иметь дело с евреями: «Жиды-то, конечно, негодники, ну да и мы не без греха[1]. Всяк свою слабость имеет, а ведь ни врач мой, Саломон Вронович, ни управляющий Аркадий Израилич совсем на евреев не похожи».   

Ни малейшей враждебности в новой обстановке Лиля, Ада и Веня не ощущали; более того, никогда прежде не видали они такого всеобщего добродушия. Добродушие было поистине отличительной чертой провинциальных русских, которые ладили и с Богом, и с людьми. Жили они на широкую ногу и денег не считали, а бесчисленная прислуга работала за гроши; жили беспечно, безалаберно и привольно, ничего не требуя ни от себя, ни от других, и жизнь становилась на диво простой.    

Аду и Лилю поселили в комнату к девочкам. Толстушка Зина спала, но Ада вслушивалась в признания, которыми в сумерках обменивались старшие девочки; выяснялось многое, о чем она до сих пор не подозревала, и в воображении ей являлись пленительные и страшные картины.      

Наслушавшись рассказов девочек, Ада пристально наблюдала сцену, повторявшуюся едва ли не каждый вечер. Генеральша играла в карты. Входила ее старшая дочка. Это была крупная блондинка со светлыми манящими глазами. Она держала чемоданчик с вещами, которые были нужны ей на ночь.   

– Мама, я заночую у подруги.

– Хорошо, дитя мое.

И никогда никаких вопросов. Вера[2] целовала генеральшу в увядшую щеку. Маленькая ручка генеральши, пухлая и нежная – той особой нежности, какая присуща рукам, не знавшим тряпок, кастрюль и швейных игл, – взмывала вверх и осеняла крестом склоненную головку девушки… Бог с тобой, дитя мое.

Ада недоумевала, смотрит ли мать на эти похождения сквозь пальцы или вовсе ни о чем не догадывается. Ведь тетка Раиса бдительно следила за Лилей, когда та повзрослела: ее поиски[3] можно было направлять. У русских, конечно, все совсем иначе, это невозмутимое потворство… «Эх, молодо-зелено… все мы через это прошли… Бог ей помощь. Ну да на все божья воля! Если Богу угодно, он печется о чаде своем, если же попустит ему попасть в сети дьявола, что я могу поделать?» – так, должно быть, думала генеральша.   

Но лишь покинув этот дом – и особенно большой заглохший сад с белыми деревьями, укутанный влажным февральским снегом, – Ада впервые задумалась о своей жизни и почувствовала себя несчастной.  

Впрочем, важные для нее перемены должны были произойти в этом году в жизни ее семьи. Прежде всего, умер дедушка. После ночи погрома он впал в какое-то отупение. Он еле передвигался и отказывался от пищи. Вскоре он угас, и с его смертью исчезла главная причина, вынуждавшая семью оставаться в нижнем городе. За год положение отца нежданно улучшилось: на евреев все всегда валилось как снег на голову. Счастье и несчастье, богатство и нищета обрушивались на них как громы небесные на скотину. Это будило в них разом и вечную тревогу, и неизъяснимую надежду.         

 

 

 

 

        

 

 

     



[1] В оригинале «pêcheurs», но, вероятно, предполагалось «pécheurs».

[2] В оригинале «Лена», но в начале отрывка старшей дочерью генеральши была названа Вера.

[3] В оригинале «exploitation», что в этом контексте и стилистике плохо поддается интерпретации. Скорее всего, это описка. Здесь могло стоять графически близкое «exploration».     

 

 

--------------------------------------------

3 место 

Пятницына Татьяна Валериевна

Закончила биологический факультет Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

С 2003 г. сотрудник лаборатории геоинформатики и тематического картографирования географического факультета СГУ.

Профессиональная деятельность с иностранными языками не связана. Увлечения: французский язык и перевод с французского, отечественная история позднего средневековья. Опыт перевода: История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 1: От Римской империи до начала второго тысячелетия; под ред. П. Вейна (предисловие, введение, гл. 1 и 2) под ред. В. Михайлина. — М.: Новое литературное обозрение, 2014.

Конкурсный перевод

Та неделя, что дети прожили в приютившей их православной семье, стала для них по-настоящему счастливой. Свобода здесь была абсолютной. Их и дома не слишком баловали вниманием: в Нижнем городе, в еврейской семье, в атмосфере жестокой борьбы за выживание и напряженного ожидания перемен к лучшему, они часто бывали предоставлены сами себе. Только у русских все было иначе. Здешняя свобода основана была на полной и совершенно очаровательной беззаботности, царившей в этом доме повсюду и свойственной всем его обитателям без исключения, и молодым и старым; матери, толстой генеральше, и в голову не пришло бы удерживать свою старшую дочь, Веру, шестнадцати лет от роду, когда та исчезала из дома на всю ночь под предлогом того, что ночует у одноклассницы, или лишить младшую дочь, восьмилетнюю Зину, удовольствия побегать в саду после дождя, босиком по мокрой траве; да и сама она никогда и ни в чем себе не отказывала и вполне могла, к примеру, прилечь днем на пару часов, если была утомлена мучительным приступом астмы или игрой в карты, которая, начавшись в восемь вечера накануне, едва заканчивалась к рассвету.

Для детей не было ничего более притягательного, чем совершенно непривычная для них атмосфера безмятежности и покоя в этом доме, где никто не говорил о деньгах (а зачем?). Все русские семьи жили с доходов от наследства или на императорские пенсии. Никому не нужно было с утра до ночи носиться по городу и трепать себе нервы в поисках заработка – богатство само плыло им в руки. Никто не тревожился о будущем. Здесь принято было во всем полагаться на судьбу, на заботу императора или на внезапную кончину одной из богатых тетушек. В болезни и в смерти здесь вверяли себя воле Господней, и время текло с чудесной неторопливостью.

Дом был старый, обветшалый и плохо прибранный, с такими же темными пыльными углами, как их квартира в Нижнем городе, зато комнаты были заставлены глубокими креслами и большими диванами,   куда можно забраться с ногами, а при желании, и вздремнуть, а  полы застланы потёртыми, побитыми молью коврами, на которых можно валяться, сколько душе угодно. Жизнь домочадцев не подчинялась никаким правилам, какого-либо определенного времени для подъема, обеда или сна попросту не существовало: когда в полдень одни только вставали с постели, другие как раз ложились спать. Со стола не убирали никогда. Во время десерта могла вдруг появиться Зина со школьной подружкой или один из троих кузенов-студентов, живших у генеральши, и хозяйка дома велела еще раз подавать суп. Чтобы составить компанию вновь прибывшим, все снова начинали жевать бутерброды, потом соглашались на кусочек отбивной, ложечку красной капусты… и возвращались к бланманже. Детей пичкали сладким, молоком и свежими яйцами, ложками вливали в них рыбий жир – для аппетита. Ужинали за полночь. В два часа ночи заспанная прислуга подавала все новые и новые блюда, горячие, ароматные, замечательные на вид и на вкус, и все снова принимались за еду, пока за окнами не начинал брезжить рассвет.

Лиля, Бен и Ада провели в этом доме восемь дней, но были уверены, что если бы захотели, могли бы остаться здесь и на десять месяцев, и на год - их бы охотно приняли. К ним относились здесь так, как это было заведено в приличном обществе, среди русских, которых судьба свела с евреями: "Конечно, евреи – мерзавцы, но, в конце концов, кто из нас без греха. У каждого - свои недостатки. Вот, мой доктор, Саломон Вронович, или Аркадий Израелич, мой поверенный, вовсе не похожи на евреев".

Лиля, Ада и Бен не только не чувствовали по отношению к себе никакой неприязни, напротив, здесь их окружала такая всеобщая доброжелательность, какой они никогда прежде не видели. Доброжелательность и в самом деле была отличительной чертой русских провинциалов. Они жили в мире с Богом и людьми. Достаток и комфорт, многочисленная скверно оплачиваемая прислуга, благодушная терпимость к беспорядку, приправленному разве что самой малой толикой дисциплины, отсутствие какого бы то ни было принуждения по отношению к себе и к другим – все это удивительно облегчало жизнь.

Ада и Лиля жили в комнате вместе с остальными девочками. Толстушка Зина спала, а Ада слушала, как в темноте секретничают две другие девочки. Они разговаривали о вещах, о которых она никогда прежде не думала, и в ее воображении рисовались картины опасные, но, вместе с тем, волнующие и соблазнительные.

Наслушавшись ночных рассказов Зины (или Лены), Ада с неизменным интересом наблюдала одну и ту же сцену, повторявшуюся, по меньшей мере, несколько раз в неделю. Вечер. Генеральша играет в карты, когда появляется ее старшая дочь, высокая светловолосая девица с беспокойными бесцветными глазами. В руках у нее небольшой чемоданчик со всякими необходимыми мелочами.

- Мама, я ночую у подружки.

- Хорошо, детка.

И никаких вопросов. Один лишь легкий поцелуй в дряблую материнскую щеку. Маленькая пухлая рука генеральши, отличавшаяся той мягкостью, какая может быть только у рук, никогда не прикасавшихся к половой тряпке, кастрюле или швейной иголке, коротко очерчивает крест над склоненной головой девушки… Храни тебя Господь, дитя мое.

Аду интересовало, действительно ли мать настолько добра и уступчива, или же просто-напросто глупа. Её собственная тётка Раиса бдительно следила за Лилей, с пристрастием наблюдая за её взрослением, с тех самых пор как та только начала подрастать. Здесь же – ничего подобного. Благодушие и безмятежность. "Молодость…. Все были молодыми, и все это пережили… С божьей помощью. Всё в руках Господа. Если будет на то Его воля – Он присмотрит за своим чадом, если же позволит ему попасть в сети к дьяволу, разве смогу я этому помешать?",  именно так, вероятнее всего, и рассуждала генеральша.

И вот, покинув этот дом и так полюбившийся ей сад, огромный и дикий, с мягкой землей, припорошенной февральским снежком, с покрытыми инеем деревьями, Ада впервые всерьез задумалась о своей жизни, и почувствовала себя несчастной.

Впрочем, уже в этом году и саму Аду, и всю ее семью ожидали внезапные и весьма значительные перемены. Начать с того, что умер дедушка. Он так и не оправился после ночного погрома, практически потерял рассудок, с трудом передвигался и ничего не ел. Он быстро угасал и вскоре умер, и теперь уже ничего больше не удерживало их в Нижнем городе. Дела отца в этом году неожиданно пошли в гору: у евреев все и всегда происходило как-то вдруг. Счастье и горе, богатство и нищета сваливались на них как снег на голову, и это обстоятельство было причиной их извечной тревоги, и в то же время постоянным источником необъяснимой надежды.

 

Неопубликованный отрывок романа

СОБАКИ И ВОЛКИ

С согласия правонаследников: Николя Допле и ИМЕК (Института документов современного издания),

а также Оливье Филлиппонна, законного правообладателя

-------------------------------------------------------

4 место 

Солодкова Инна Валентиновна

Я родилась в Москве в 1983 году, в 2000 году закончила московскую среднюю школу № 1275 с углубленным изучением французского языка, затем факультет журналистики Московского Государственного университета им. М.В. Ломоносова. В этом году получаю диплом Литературного института им. А.М. Горького по специальности «Художественный перевод».

Работаю с 2002 года в качестве журналиста, специалиста по связям с общественностью и медиа, продюсера проектов в области театра, кино и телевидения. Постоянно работаю на международных проектах в этих сферах, благодаря знанию французского языка многие из них связаны с Францией.

Параллельно делаю устные и письменные переводы, преимущественно гуманитарной тематики. Опубликованные «книжные» переводы: «Поэт в Москве» (книга эссе, автор Бруно Нивер, издательство «Зебра Е», 2013 г.) и «Молекулярная кулинария» (научно-популярная книга, автор Рафаэль Омонт, издательство «Центрполиграф», 2015 г.).

Конкурсный перевод

На целую неделю детей взяла к себе русская семья, и это было счастливое время. Здесь они чувствовали себя абсолютно свободно, как дома в нижнем городе, с той лишь разницей, что у русских свободу рождала простая беспечность, а в еврейском доме по всему было видно, что это желание отрешиться от тяжких забот, ведь все равно не сегодня завтра в дверь постучится беда и жизнь изменится. В русском доме кругом царил восхитительный беспорядок, ему подчинялись и взрослые, и дети. Толстая генеральша-мать даже и не думала удерживать своих детей, ни старшую дочь Веру, шестнадцатилетнюю девицу, которая то и дело уходила из дому на ночь, якобы к школьной подруге, ни младшую, восьмилетнюю Зину, которой разрешалось сколько угодно бегать босиком по саду после дождя. Себе же самой генеральша позволяла подолгу отдыхать, особенно после изнурительных приступов астмы или затянувшихся партий в карты, которые начинались около восьми вечера, а кончались под утро.

Ни с чем не сравнимы и так пленительны были для детей часы тишины и отдыха – они длились бесконечно, и в это время никто не говорил о деньгах. Да и к чему? Русские дворянские семьи жили обыкновенно на наследство или за счет государственных пенсий. Состояние скапливалось, пока они спали, им не стоило утруждать себя, снашивать башмаки и зарабатывать на жизнь, душа их об этом не болела. Будущее никого не беспокоило. Все надеялись на Судьбу, покровительство Императора или кончину тетушки с наследством. В спасении от болезней и смерти полагались на Господа Бога, и время текло с упоительной неспешностью.

Дом был старый, полуразвалившийся, с невыметенными темными углами – точно как в квартире в нижнем городе, но со множеством глубоких кресел и больших диванов, а по углам были свалены ветхие ковры, изъеденные молью, на которых можно было валяться и дремать. В этом доме никто не вставал, не ложился и не ел по часам: к полудню одни только вылезали из постели, другие ложились. Стол всегда был накрыт. Бывало уже приступали к десерту, как прибегала Зина с подружкой или один из трех кузенов-студентов, живших у генеральши, и хозяйка дома приказывала снова ставить похлебку. За компанию с вновь пришедшими все, кто сидел за столом, принимались покусывать то кусочек хлеба, то ребрышко, то красную капустку, а то и бланманже. Детей закармливали сладким, молоком и свежими яицами, а для аппетита ложками давали рыбий жир. Ужинали совсем поздно. В два часа ночи сонная прислуга все подносила и подносила новые блюда, горячие, ароматные, они так вкусно выглядели, что устоять было невозможно – и трапеза длилась бесконечно, меж тем за окнами светлело и занималась заря.

Лиля, Беня и Ада пробыли здесь неделю и знали наверняка, что их могли бы оставить и на полгода, и на весь год. С ними вели себя так, как обычно ведут себя люди из благородных русских семей, когда жизнь сводит их с евреями: «Жиды, конечно, дрянной народ, но ведь все мы грешники. У всех свои недостатки, а вот доктор мой, Соломон Вронович, да и приказчик Аркадий Израилевич, те вообще на евреев не похожи».

Никто из детей, ни Лиля, ни Беня, ни Ада, не ощущали себя среди врагов, напротив, они никогда не находились в кругу более благожелательном, чем теперь. Благожелательность – вот что по-настоящему отличало этих русских из провинции. Они были в ладу и с Богом, и с окружающими людьми. Жили обеспечено, на широкую ногу, в окружении множества дешевой прислуги, в обожании и соблюдении беспорядка, ни капли дисциплины, никакой требовательности ни к себе, ни к другим – все это чудесным образом облегчало им жизнь.

Ада и Лиля поселились в комнате девочек. Пока пухленькая Зина спала, Ада в темноте подслушивала тайные разговоры старших. Все то, о чем ей раньше и в голову не приходило подумать, теперь возбуждало в воображении картины одновременно жуткие и манящие.

Наслушавшись историй от Зины (или Лены[*]), Ада внимательно следила за тем, что происходило вечерами и повторялось на неделе не один раз. Генеральша играла в карты. Являлась старшая дочь. Это была высокая девушка с русыми волосами и волнующими светлыми глазами. В руке она держала небольшой саквояж с вещами на ночь.

– Мама, я иду ночевать к подруге.

– Хорошо, деточка.

Ни единого вопроса не возникало. Лена[*] целовала рыхлую генеральшину щеку. Генеральша поднимала свою маленькую пухлую ручку, нежную, как только бывают нежны руки, никогда не касавшиеся кухонной тряпки, сковороды или иголки, девица склоняла голову и давала себя перекрестить: «Храни тебя Господь, деточка...»

Ада не понимала, была ли мать столь невзыскательна или просто-напросто глупа. Когда сестра Лиля начала взрослеть и поведением ее нужно было управлять, за дело взялась тетя Раиса. А в этой семье ничего подобного, естественно, не было, лишь мягкое снисхождение. «Молодость... Все мы через это прошли... Да поможет ей Бог! Ведь против его воли не пойдешь. Захочет – убережет свое дитя, а захочет – оставит, и попадет она в бесовские сети, но что ж я тут поделаю... », ­– вероятно думала про себя генеральша.

Покинув этот дом и полюбившейся ей сад, необъятный, дикий, с белыми деревьями и мягкой землей, которую, словно пухом, покрыл февральский снег, Ада впервые задумалась о судьбе и почувствовала себя несчастной.

Большие перемены в ее жизни выпали на непростой для всей семьи год. Началось с того, что умер дедушка. После ночного погрома на него будто ступор нашел. Он стал еле-еле ходить и отказывался есть. Вскоре жизнь его угасла совсем, и уже ничего не мешало семье уехать из нижнего города. Зато за год дела отца стремительно пошли в гору – у евреев все так, скачками да зигзагами. Счастье и горе, достаток и нужда обрушивались на них как гром среди ясного неба. Это и заставляло их чувствовать в себе одновременно вечную тревогу и необъяснимую надежду.

 



[*] Автор путает имена девочек. Вероятно, ошибки не выверялись, так как отрывок не был предназначен для печати.

-----------------------------------------

Отрывок (не вошедший в изданное произведение) из романа Ирэн Немировски "Собаки и волки", предложенный для перевода

La semaine vécue dans la famille orthodoxe qui les avait recueillis fut pour les enfants, pleine de bonheur. La liberté était absolue, ici comme dans le logement de la ville basse, mais chez les Russes, c’était juste de l’insouciance tandis que dans la maison juive, on voyait trop clairement qu’elle était engendrée par des soucis trop cruels pour leur laisser le temps de se préoccuper et que l’on n’attendait que l’instant où la chance tournerait pour changer d’attitude. Ici, un aimable laisser-aller régnait parmi les vieux et les jeunes, la mère, la grosse générale, n’eût pas plus songé à priver sa fille aînée, Vera, âgée de seize ans, de disparaître toute une nuit, sous le prétexte d’aller coucher chez une camarade de classe, ou de défendre à sa fille cadette, Zina, qui en avait huit, de courir pieds nus dans le jardin trempé de pluie, que de s’interdire à elle-même les longs repos qui lui donnaient les douloureuses crises d’asthme ou des parties de cartes, commencées à huit heures du soir, terminées à l’aurore.

Rien n’était plus singulier et plus captivant pour des enfants que ce calme, ces longs repos, où personne ne parlait d’argent (à quoi bon ?). Toutes les familles russes vivaient des héritages ou des pensions de l’Empereur. La fortune venait en dormant ; il ne fallait pas courir et s’user les souliers et le cœur à la chercher. Personne ne s’inquiétait pour l’avenir. On s’en remettait à la protection de la Providence, à la protection de l’Empereur ou à la mort d’une des tantes à héritage. Se confier à Dieu pour la maladie et la mort, et les heures coulaient avec une délicieuse lenteur.

La maison était vieille, délabrée, rarement balayée dans les coins sombres, pour cela aucun changement avec l’appartement de la ville basse, mais il y avait partout de profonds fauteuils, de grands divans, d’antiques tapis rongés aux mites, jetés dans les coins où l’on pouvait se vautrer et dormir. Il n’y avait pas d’heures fixes pour se lever, se coucher et manger : à midi, les uns sortaient de leurs lits, les autres y entraient. Jamais la table n’était desservie. Quand on arrivait au dessert, apparaissait tout à coup Zina avec une amie de lycée ou un des trois cousins étudiants qui habitaient chez la générale, et la maîtresse de maison faisait de nouveau apporter de nouveau le potage. Pour tenir compagnie aux nouveaux venus, on recommençait à grignoter une tartine, une côtelette, un peu de choux rouges, du blanc-manger. On bourrait les enfants de sucre, de grands verres de lait, d’œufs frais et de cuillers d’huile de foie de morue pour leur activer l’appétit. La nuit on soupait. A deux heures du matin, la servante ensommeillée apportait des plats et encore des plats chauds, parfumés, agréables à l’œil comme au palais et on mangeait encore pendant que pâlissaient les vitres, à l’aube.

Lilla, Ben et Ada restèrent là huit jours, mais ils savaient parfaitement qu’on les eût volontiers gardés six mois ou un an. On avait avec eux l’attitude traditionnelle de la bonne société russe que les circonstances mettaient en contact avec les juifs : « tous les youpins sont des salauds mais nous sommes tous de pauvres pêcheurs. Chacun a ses défauts et Salomon Vronovitch, mon médecin, ou Arkady Israélitch, mon homme d’affaires ne ressemble pas du tout à un juif. »

Lilla, Ada et Ben, non seulement ne se sentaient pas dans un milieu hostile mais jamais ils n’avaient vu autour d’eux autant d’universelle bienveillance. La bienveillance, c’était vraiment la marque distinctive de ces Russes de province. Ils étaient en paix avec Dieu et les hommes. Une existence large et aisée, des domestiques nombreux et mal payés, l’amour et le respect du désordre, plus un atome de discipline, aucune exigence ni envers soi-même ni envers les autres simplifiaient merveilleusement la vie.

Ada et Lilla partageaient la chambre des filles de la maison. La grosse Zina dormait mais Ada écoutait les confidences qui s’échangeaient dans les ténèbres entre les deux jeunes filles et bien des choses auxquelles jusqu’ici elle n’avait pas pensé, se révélaient et formaient de séduisantes, de dangereuses images.

Ayant entendu certains des récits de Zina (ou Léna), Ada regardait avec beaucoup d’attention une scène qui se reproduisait quelques soirs par semaine. La générale jouait aux cartes. Sa fille aînée apparaissait. Elle était grande et blonde avec d’inquiétants yeux pâles. Elle tenait à la main une petite valise contenant des effets pour la nuit.

-   Maman, je couche chez une amie.

-   Bien, mon enfant.

Jamais une question. Sur les joues fanées de la générale, Léna posait un baiser. La petite main tendre et grasse de la générale, de cette douceur particulière aux mains qui n’ont jamais touché un torchon, le manche d’une casserole ou une aiguille, se levait et traçait le signe de la croix sur la tête inclinée de la jeune fille…Dieu soit avec toi, mon enfant.

Ada se demandait si la mère était complaisante ou simplement sotte. Tante Rhaïssa surveillait Lilla maintenant qu’elle grandissait et que son exploitation pouvait être dirigée. Ici, naturellement, rien de tel, mais une sereine indulgence. « La jeunesse…tout le monde est passé par là…Dieu l’aidera. D’ailleurs on ne va pas contre sa volonté. S’Il le désire, il veillera sur son enfant, et s’Il veut l’abandonner aux pièges du démon, que pourrais-je faire ? », voici sans doute ce que pensait la générale.

Mais après avoir quitté cette maison et surtout le jardin, vaste, sauvage, aux arbres blancs, à la terre molle et duveteuse sous la neige de février, pour la première fois Ada jugea sa vie et se trouva malheureuse.

Des changements importants pour elle devaient d’ailleurs survenir cette année-là dans l’existence de la famille. Tout d’abord le grand-père mourut. Depuis la nuit du pogrom, il avait paru frappé d’une sorte d’hébétement. Il marchait à peine, ne se nourrissait plus. Il s’éteignit bientôt et avec sa mort disparut la raison majeure qui les forçait à habiter la ville basse. En un an, la situation du père s’était améliorée brusquement : chez les juifs, tout se faisait par sauts et par bonds. Bonheur et malheur, prospérité et misère fondaient sur eux comme le tonnerre du ciel sur un bétail. C’était cela qui engendrait en eux à la fois une perpétuelle inquiétude et un indicible espoir.

Extrait non publié

LES CHIENS ET LES LOUPS

Avec l’accord de Nicolas Dauplé et de l’IMEC, ayant-droit patrimoniaux

et d’Olivier Philipponnat, ayant-droit moral

---------------------------------------------------------------

Некоторые размышения о трудностях перевода

Дорогие участники конкурса!

Мы предлагаем вам почитать некоторые размышления, комментарии и предложения, которые подготовили для вас члены конкурсного жюри INALCO RUSSE OPEN Space.

Елена Баевская

Несколько слов о синтаксисе – его нельзя копировать, но в то же время надо стараться передать особенности авторского синтаксиса на русском языке.

Например, французский тяготеет к сложноподчинённым предложениям, русский – к сложносочинённым. Поэтому первую фразу лучше всего переводить примерно так (примеры все из представленных переводов): «Дети прожили в православной семье, их приютившей, неделю, и всё это время они были счастливы...».

Иногда в русском переводе приходится подчеркивать логические связи между частями длинного предложения. Например, вот длинное предложение в 4-м абзаце: «Безбедная жизнь на широкую ногу... ни намёка на дисциплину, никакой требовательности ни к себе, ни к другим – всё это сказочно / чудесным образом упрощало жизнь». Здесь обязательно нужно вставить «всё это», иначе по-русски выходит невнятно.

О выборе слов: приблизительность не годится, нужно искать точное слово.

Например: Insouciance – безалаберность, беззаботность. Laisser-aller – беспечность... (а не небрежность).

Нужно избегать штампов! Таких как «наладить нормальную жизнь», «провоцировать приступы астмы» – это опасное заболевание для переводчика. То, что Чуковский обозвал «канцелярит».

«Время текло с восхитительной медлительностью»: вычурно, тяжело, «обретало приятную тягучесть»: не соответствует оригиналу, «Жизнь протекала в сладостной неге»: архаичность, в данном случае неуместная; «Каждый день тянулся сладостно долго»: неестественно как-то; лучше всего: «Время текло с упоительной неторопливостью».

La maison… délabrée – обветшалый дом, конечно, или запущенный, ветхий (с натяжкой) – но уж не разваленный и не полуразвалившийся. Дело в контексте: богатые русские будут от лени и беспечности жить в запущенном и даже обветшавшем доме, но уж не в трущобе!

«Стол был накрыт постоянно» – неплохо, но ещё лучше: «Со стола никогда не убирали».

Длинно и плохо: «не было расписания, по которому приходилось бы вставать, ложиться и есть»; лучше и короче: «Распорядок дня отсутствовал», «Часов не наблюдали»; ещё бы лучше и точнее было: «спали и ели не по часам / когда придется».

«Ни грамма дисциплины» – плохо, по-советски. Ни капли, ни грана, ни тени – но не «ни грамма»! Лучше бы всего – «ни намёка на дисциплину».

Абзац 5. Конечно же, Ада и Лиля спали / жили в комнате / спальне «хозяйских дочерей». «Жили в комнате для девочек» – как будто в пансионе.

Абзац 7: «ручка, мягкая той мягкостью, что свойственна рукам...»... «...рукой, мягкой... как все руки дам...»... «рука... из тех нежных рук, которые...» – почему не сказать естественней: «поднимала свою маленькую пухлую ручку, нежную, как только бывают нежны руки, никогда не касавшиеся...».

И вот хороший вариант: «Нежная и пухлая ручка генеральши, никогда не державшая ни тряпки... поднималась...»

Не копировать! Абзац 9. ...Ада впервые задумалась о жизни и поняла, что несчастна.

Реалии нужно переводить сознательно, обязательно представлять себе, о чём идёт речь.

Евреи скорее всего жили не в Нижнем городе, а на Подоле (например, в Киеве). Зина училась не в лицее, а в гимназии: лицеи во Франции.

Буквализмы в лучшем случае вызывают ощущение искусственности, в худшем – создают незапланированный комический эффект.

«Их состояние росло, даже когда они спали». – (удачный вариант: «Деньги падали с неба»),

«Болезни и смерть доверяли воле Божьей» – (лучше: «В болезни и смерти уповали на Господа»),

«Дом... лишь изредка подметаемый» – лучше: «с тёмными углами, по которым редко прохаживались веником» (а еще бы лучше: до его тёмных углов редко добиралась метла).

И конечно, переводчик просто не имеет права искажать смысл текста!

В каком-то из переводов: «безалаберность (русского дома)... отличалась от атмосферы (еврейского дома). Не может безалаберность отличаться от атмосферы!

Но и вообще, 3-е предложение 1-го абзаца почти никто не понял и не перевёл так, чтобы это соответствовало оригиналу. Смысл в том, что русские от безалаберности позволяли детям делать что угодно, а евреи и держали бы детей в ежовых рукавицах, но их самих одолевали такие тяжкие заботы, что было просто не до детей, а то бы они детей приструнили.

В 4-м предложении многие не заметили конструкции plus… que… и перевели «...генеральша... уже ничего не могла поделать...» – а имеется в виду, что генеральша ни с поведением дочерей не пыталась справляться, ни с собственной ленью.

У большинства переводчиков выходит, что не говорили о деньгах именно в часы отдыха, а по тексту ясно, что жизнь была спокойная и безмятежная, и о деньгах не говорили (с какой стати? да и зачем?).

Почему-то половина не заметила, что в 3-м абзаце появлялись или Зина с подругой или один из трёх кузенов-студентов, а не Зина с одним из кузенов...  (“Zina avec une amie… ou un des trois cousins” – а не (“Zina avec une amie… ou avec un des trois cousins”).

В конце третьего абзаца: чем пичкали или закармливали детей? ...пичкали сахаром, свежими яйцами, молоко давали большими стаканами, рыбий жир – ложками, для аппетита («для улучшения или поддержания аппетита – излишне подробно).

Яйца, конечно, свежие, а не сырые.

Я бы перевела не «на вид, как во дворце», а «носила и носила кушанья – горячие, вкусно пахнувшие, роскошно сервированные».

4-й абзац. Дети прожили у русских не «восемь дней», а «неделю».

Дети... «не то что не чувствовали никакой враждебности» (а не «не то чтобы»): не то чтобы не чувствовали – значит, немножко всё-таки чувствовали.

6-й абзац. Откровение – совсем не то, что откровенность. Ада наслушалась или откровенностей, или излияний, но уж никак не откровений. А скорее всего, она наслушалась разговоров (или рассказов) – так в тексте.

Какие глаза у старшей дочери? Inquiétant – я бы перевела как дерзкие, или даже нахальные.

Абзац 8. Смысл примерно такой: «Теперь, когда Лиля подросла и её жизнью можно было распорядиться с пользой и с толком, тётя Раиса глаз с неё не спускала». (Речь не о том, что девочка подросла и стала слушаться, поэтому её стали воспитывать. Речь о том, что девочка подросла и теперь её можно выдать замуж с выгодой для всей семьи, породниться с приличными людьми).

 

--------------------------------------------------------------------------------

Наталья Мавлевич

Предложенный для перевода текст содержал несколько довольно трудных для понимания мест.

Это, прежде всего, вторая фраза:

La liberté était absolue, ici comme dans le logement de la ville basse, mais chez les Russes, c’était juste de l’insouciance tandis que dans la maison juive, on voyait trop clairement qu’elle était engendrée par des soucis trop cruels pour leur laisser le temps de se préoccuper et que l’on n’attendait que l’instant où la chance tournerait pour changer d’attitude.

Вполне типичный для французского языка пассаж с подчинением и сочинением. В русском же такое множество так причудливо (на наш взгляд) сплетенных придаточных предложений выглядело бы странно, неестественно. Чтобы перевести эту фразу, хорошо бы разнять ее на части, а потом собрать заново.

Вот главные смысловые детали:

  1. И в православной, и в еврейской семье царила полная свобода;
  2. В русском доме причиной ее была беззаботность;
  3. В еврейском – то, что у взрослых слишком много серьезных забот;
  4. Эти заботы не оставляли времени на то, чтобы держать детей в строгости;
  5. Но, если  бы ситуация изменилась к лучшему, отношение взрослых к детям стало бы иным.

 

И вот что примерно может из них получиться:

«Жилось здесь так же вольготно, как у них дома, на Подоле, но объяснялась эта свобода по-разному: у русских – просто беспечностью, у евреев же тем, что взрослые были слишком заняты насущно важными делами и у них не оставалось времени, чтобы следить за детьми; однако, изменись всё к лучшему – и вольнице тут же пришел бы конец».

Совет переводчикам: не забывать о бессоюзных предложениях с двоеточиями и тире. Эти знаки препинания прекрасно передают причинность или следствие и позволяют не накручивать бесконечные придаточные.

Справедливости ради, надо заметить, что правильно понять приведенную фразу трудно еще и потому, что в ней есть некоторая грамматическая неувязка: непонятно, к чему относится leur.

Было еще одно довольно невнятное предложение:

Tante Rhaïssa surveillait Lilla maintenant qu’elle grandissait et que son exploitation pouvait être dirigée.

В одной из работ оно было истолковано правильно (хотя не очень хорошо передано стилистически):

«Вот тётя Раиса глаз не спускала с Лилы – взрослевшей и обещавшей большие дивиденды».

Загадочная фраза становится понятной, если не полениться прочитать весь роман, текст которого прилагался к конкурсному заданию. Тогда станет ясно, что мать (тетя Раиса) только и ждала, когда можно будет выгодно выдать замуж дочь.

Лишь несколько человек обратили внимание на то, что имена дочерей генеральши явно перепутаны: старшую дочь зовут не то Зина, не то Вера, не то Лена… Это (как и другие небрежности) объясняется тем, что речь идет о неопубликованном, не вошедшем в роман, а потому недостаточно внимательно вычитанном самой Ирен Немировски отрывке.

Для очень многих переводчиков стала ловушкой длинная фраза о безалаберной генеральше. Причина – неправильное понимание конструкции neût pas plus songé à… que de sinterdire…, то есть, если переводить дословно: (она) не больше думала о том, чтобы запретить то-то и то-то дочерям, чем о том, чтобы запретить самой себе…

Некоторые путали que и qui в конце этой фразы, из-за чего получалось, что не долгий сон был причиной приступов астмы, а, наоборот, из-за астмы и партий в карты болезная генеральша подолгу валялась в постели (les longs repos qui lui donnaient les douloureuses crises d’asthme ou des parties de cartes, commencées à huit heures du soir).

Если вспомнить, что французы ставят запятые совсем не так, как русские, и чаще всего не выделяют запятыми обороты с qui и que, то становится понятно: ou в данном случае соединяет не приступы и карточные партии, а привычку подолгу валяться и эти самые партии.

Довольно часто встречалась аналогичная ошибка в переводе простенькой конструкции:

 «…apparaissait tout à coup Zina avec une amie de lycée ou un des trois cousins étudiants qui habitaient chez la générale…»

Не Зина с подругой (скорее всего, гимназической, а не лицейской) или с одним из кузенов… являлись в столовую, а Зина с подругой или один из кузенов…

Все перечисленные ошибки объединяет невнимание к мелочам: глагольным формам, местоимениям, союзам.

Было еще одно место, которое едва ли не четверть конкурсантов перевели самым курьезным образом: «все мы бедные рыбаки» вместо «все мы бедные грешники». Да, в тексте была опечатка: pêcheurs  вместо pécheurs, но есть же логика!..

Правильное понимание – это одна сторона дела, а другая – адекватное стилистике оригинала и отвечающее русской литературной норме изложение.

Эта норма велит предпочитать активные конструкции пассивным, глаголы отглагольным существительным, а также избегать цепочек из существительных в родительном падеже.

Так, вместо «неделя, проведенная детьми  в приютившей их православной семье…» лучше написать: «На неделю детей приютила православная семья…» или «Дети провели неделю в православной семье…»

Вместо «внезапное улучшение финансового положения отца» - «дела отца пошли на лад».  А поить «ложками масла печени трески» категорически не рекомендуется!

Пожалуй, труднее, но и важнее всего научиться чувствовать верное соотношение свободы и точности. Иной раз очень хочется написать поцветистее, повыразительнее, ввернуть хлёсткое словечко, но камертоном должен служить оригинальный текст. С другой стороны, раболепное следование оригиналу не приближает к адекватности, а уводит от нее.

Наконец, очень важную роль играет ритм. Иной раз чуть переставишь слова – и текст становится «глухим», нечитаемым.  Проза непременно должна «дышать», это дыхание – ее стержень. Понять, насколько естественно звучит перевод, очень легко: достаточно прочитать его вслух.

 

--------------------------------------------------------------------------------

Мария Рябцева

Призовое место в конкурсе прошлого года INALCO RUSSE OPEN AIR не только увенчало признанием компетентного жюри несколько лет моей любительской переводческой практики, но и предложило новый уровень ответственности – теперь уже в составе этого самого компетентного жюри. Хотя проверять и оценивать, в силу педагогической профессии, мне приходится ежедневно, работа с конкурсными переводами оказалась существенно отличной от выставления отметок студентам. Преподаватель знает «правильный» ответ; член жюри конкурса перевода выбирает primus inter pares (первого среди равных), опираясь в значительной степени на собственный литературный опыт, чувство слова, вкус, то есть, в общем, на субъективные критерии. Это и придаёт прелесть и смысл нашей работе, ибо мы имеем дело с творчеством, даже с искусством, где “прекрасное есть революция”, где губителен всякий предустановленный шаблон. Распределение двадцати судейских баллов не регулировалось никакой жёсткой шкалой; поэтому скажу о том, что лично для меня определяло качество и ценность той или иной работы.

Очевидно, что говорить о художественной выразительности перевода, сравнивать между собой более и менее удачные варианты можно только при том условии, что все они не нарушают грамматических и лексических принципов как исходного, так и переводящего языка. Вопиюще неграмотные тексты, подчас не более чем набор слов, отбраковывались с первого взгляда и отнимали значительно меньше времени, чем работы сопоставимо высокого уровня на последнем этапе судейства; должно быть, это неизбежное зло для конкурса, проводимого по интернету, без какого-либо входного ценза, и тем не менее я затрудняюсь определить, что руководило авторами таких работ – глупость, или наглость, или странная манера развлекаться? К счастью, их меньшинство; но и среди переводов осмысленных, достойных внимания, увы, крайне редки были тексты, полностью свободные от орфографических и пунктуационных ошибок. Довольно часто встречалось перенесение французского оформления косвенной речи в русский текст; лишние или недостающие запятые, слитное написание вместо раздельного – подобные ошибки представляли достаточный повод для снятия нескольких баллов.

Диалог – одно из «стратегически важных» мест в переводе, к которым судья придирается раньше всего. Необходимо, чтобы речь звучала естественно, не слишком «книжно», но при этом в соответствии с эпохой, статусом, социальными ролями говорящих. Конкурсный отрывок содержит всего две коротких реплики, но даже для, казалось бы, простого обращения “maman” конкурсанты предложили выбор: «мама», «маменька», «мамочка», «мамà», «маман». Ответное “mon enfant” породило и вовсе добрый десяток вариантов: «детка», «деточка», «родная», «дочка», «доча», «доченька», «дитя моё», «дочь моя»… А ведь каждое из этих слов обладает собственными коннотациями, стилистической принадлежностью, иногда вполне определённой сферой употребления, оно одно способно задать тон и представить весь характер общения в семействе.

С другой стороны, одно из предложений в самом начале текста (тоже, кстати, «сильная позиция», требующая особого внимания) было в самом деле «заковыристым», как из-за структуры, осложнённой несколькими придаточными, так и из-за многозначности некоторых слов. Это как раз тот случай, когда допустимо и даже желательно отойти от буквы подлинника, перестроить конструкцию, разбить её на более простые фразы и при этом внимательно вчитаться в то, что получается, проследить, не нарушена ли логика, сочетаемость, благозвучие. Среди конкурсных переводов встречались удачные решения, однако именно смысловые ошибки в переводе первого абзаца текста отбросили большое количество работ за черту «проходного балла».

Ещё одно место вызывало скорее любопытство, чем серьёзные основания для снижения оценки, поскольку обе возможных интерпретации имеют право на существование. Речь идёт о «бедных рыбаках» (или «грешниках», pêcheurs/pécheurs). Хотя есть основания предположить, что конкурсный отрывок, не предназначавшийся для печати,  плохо отредактирован, и отсюда путаница в диакритических значках и именах генеральских дочек, вносить правки и домысливать – не наша задача. У Немировски всё-таки стоит «pêcheurs» – и нет ли за «рыбаками» библейских аллюзий? Как известно, Христовы апостолы были как раз бедными рыбаками, а через весь отрывок проходит противопоставление уклада, принятого в еврейской и русской (православной) семьях. Тогда получается, что смысл фразы, произносимой «русскими провинциалами», – в необходимости вести себя по-христиански и проповедовать учение Христа среди евреев, как это делали призванные Им бедные рыбаки. Пусть такое прочтение выглядит несколько мудрёным, но, учитывая образованность Немировски, не вызывает слишком большого удивления; к тому же в текстах европейской литературы далеко не редки ссылки на Священное писание без всяких комментариев и пояснений. Однако, встречая «рыбаков» в конкурсных переводах, сложно было сказать с уверенностью, распознана ли аллюзия или имеет место бездумная калька. Если же в текст действительно вкралась опечатка, и читать следует «pécheurs» – «грешники», то всё становится гораздо проще и даже больше похоже на правду, но, пожалуй, не так интересно 8)

Оценивать конкурсные работы – значит в какой-то мере оценивать и себя, оглядываясь на собственное участие в предыдущем туре; аргументируя свои решения, лучше разобраться в собственном подходе к переводу, что-то вывести с интуитивного уровня, что-то пересмотреть, в чём-то снова убедиться. Я благодарю всех организаторов и участников конкурса за эту увлекательную задачу, за новое литературное знакомство, за повод размышлять, искать и творить. Пусть эта встреча на перекрёстке языков будет не последней!

-----------------------------------

Отзывы о текстовом задании наших конкурсантов

Евгения Трынкина

Рассуждение по поводу перевода отрывка из романа Ирэн Немировски «Собаки и волки»

Я переводчик, а это значит, мне крайне редко приходится говорить от своего имени и своими словами. Мне стало интересно, что получится, если остановиться и подумать над тем, что и как я делаю. Поэтому позвольте, прежде всего, поблагодарить за Ваше предложение рассказать о «трудностях перевода».

После того, как книга закончена, почти все проблемы со временем забываются, но в душе навсегда остается общее впечатление от текста и того, как над ним работалось.

Когда я прочитала Отрывок в первый раз, мне показалась очень знакомой его мелодия — щемящая, одновременно горькая и сладкая мелодия памяти и неторопливого погружения в волны прошлого, в котором темное сменяется светлым и свет приглушает тени. И больше всего хотелось сохранить эту мелодию, ее неспешный ритм и пастельные тона и постараться не нарушить ее звучание неточными словами и неверными оборотами.

На мой взгляд, это и есть самое главное в работе переводчика (и самое увлекательное) — понять мироощущение автора и логику его мышления, встать на его точку зрения, проникнуться его чувствами и настроением, воспринять его стиль. Если это удается, удается и перевод: фразы складываются сами собой и каждое слово в них встает на свое место и оказывается тем самым, единственно подходящим. И по моему опыту и убеждению, чем сильнее писатель, которого ты переводишь, и чем лучше его книга, тем сильнее и лучше получается перевод.

Как правило, я выбираю авторов, близких мне по духу и таких, чей голос с первой фразы начинает звучать у тебя в голове со всеми своими неповторимыми особенностями, именно этот голос не дает тебе сфальшивить. Голос Ирэн Немировски я услышала сразу, а потому перевод Отрывка доставил мне немалое удовольствие.

Вот несколько сравнений, которые приходят на ум, когда я фантазирую на тему, что такое переводчик.

Я сравниваю переводчика с музыкантом, который исполняет переложение произведения, написанного для другого инструмента. Передаст исполнитель музыку во всей ее полноте, вызовет у слушателей мысли и чувства, изначально задуманные композитором, и его игру назовут виртуозной.

Я сравниваю переводчика с марионеткой, которую водит автор-кукловод, ограничивая свободу ее движений и речей.  

Я сравниваю переводчика с живописцем, который копирует полотна мастеров и в идеале создает копию, которую трудно отличить от оригинала.

Я сравниваю переводчика с пародистом-пересмешником, который имитирует голоса и манеры известных людей. Правда, тут есть отличие. Пародист подчеркивает только смешное, а переводчик обязан не упустить ни малейшей черточки писателя.

Я сравниваю переводчика с партнером, который помогает писателю и его книгам перешагнуть границы между странами.

Я сравниваю переводчика с сапожником, хорошим или плохим, смотря по тому, какие переводы у него выходят: ладные и удобные или неказистые и никуда не годные.

Я сравниваю переводчика даже с наркоманом, ведь переводчик уходит в книгу с головой и не хочет ничего вокруг слышать и видеть.

Я помню, что Жуковский называл переводчика прозы рабом, а Пушкин — ломовой лошадью истории. Сравнения всегда хромают, но если сложить их, в сумме получается неплохой портрет хорошего переводчика.

 

Язык — это материя, с которой работает переводчик, и в то же время инструмент, от владения которым, как и во всякой работе, зависит результат. При этом очевидно, что одного языка мало, нужны еще обширные знания (или ученость, как говорил Чуковский), общая культура, начитанность, богатый словарный запас, добросовестность и многое другое, а еще то, что называется искрой божьей.

Если бы не она, то, наверное, можно было бы ожидать, что переводчиков заменят машины. Сейчас в это поверить трудно, но, кто знает, вдруг люди научатся вкладывать в машину эту самую искру божью или придумают Музу машины, которая поможет ей понять, почему bêtаil надо перевести то как скот, то как скотину, а то как скотину бессловесную (а я именно так перевела bêtаil в предпоследней фразе Отрывка и, мне кажется, это как раз тот вариант, который нужен). А пока этого не случилось, без человека никак не обойтись и переводчикам еще придется немало потрудиться.

У нас было и есть много прекрасных переводчиков, чьи работы стали классическими. Я преклоняюсь перед ними за их труд и самоотдачу и очень надеюсь, что российская школа перевода не умрет и мы увидим великолепные переводы старых и новых французских писателей. Уверена, что Ваш Конкурс этому поможет, и желаю ему долгих лет.

 

Самокритический разбор перевода неопубликованного отрывка из книги Ирэн Немировски «Собаки и волки»

Получив Ваше письмо с просьбой написать отзыв, поначалу я подумала, что уже забыла, с какими трудностями столкнулась, и написала Рассуждение... Однако, перечитав Отрывок, всё вспомнила и поняла, что могу попробовать изложить ход своих мыслей. Я никогда не занималась разбором своей работы над переводом в письменном виде, всё, о чем я здесь пишу, обыкновенно происходит в моей голове. И прежде всего, хочу предупредить, что нижесказанное не является бесспорным, что почти в каждую фразу следовало бы вставить: «как мне кажется», «на мой взгляд», «по-моему» и т. п.  В общем, я имею эти оговорки в виду, но опускаю их для экономии времени и сокращения объема текста.

 

Начинаю с 1-й фразы:  La semaine vécue dans la famille orthodoxe qui les avait recueillis fut pour les enfants, pleine de bonheur.

Варианты: Неделя, полная счастья, Неделя была наполнена счастьем, Неделя была полна счастья.

Всё это звучит неплохо, но следующая фраза начинается со слов: La liberté était absolue, и это лучше всего переводится, как полная свобода, поскольку слово absolue здесь переводить, как абсолютная нельзя. Общеизвестно, что по возможности следует избегать заимствованных слов и слов из разных лексических рядов. Чтобы не было повторов (тем более что у автора его нет), убираю слово полная из первой фразы, пишу просто: …дети были счастливы, как никогда. Не сомневаюсь, что могут быть и другие варианты (прошу считать это рефреном к каждому из следующих абзацев).

В конце 2-й фразы читаем: on n’attendait que l’instant, où la chance tournerait, pour changer d’attitude. По нашим правилам пунктуации в ней не хватает запятых, чтобы смысл стал прозрачным, но проблема не в этом, а в словах changer dattitude. Изменить положение чего? Отношение к чему? Ясно, что имеется в виду «заменить свободу на несвободу» или «ограничить полную свободу», поэтому пишу, избегая повтора слова свобода: …чтобы положить конец всякой вольнице.

В 3-й фразе видим замечательное слово laisser-aller и на всякий случай заглядываем в словарь. Словарь предлагает: небрежность, разболтанность, непринужденность, распущенность и т. п. Но я выбираю то, что более всего подходит по смыслу: Здесь же у старых и малых царил дух милого попустительства… Обратите внимание: выбираю не стариков и молодежи, не старых и молодых, не старших и младших, не родителей и детей, а старых и малых — хорошее устойчивое словосочетание.

В этой же фразе  видим: la grosse générale, n’eût pas plus songé à…  sinterdire à elle-même les longs repos… Если перевести буквально, получится не по-русски: и не думала… запретить самой себе долгую неподвижность… Пишу: ей и в голову не приходило…  лишить себя удовольствия целый день сидеть сложа руки… Получается то, что называется неточная точность.

 

В следующей, 4-й, фразе опять видим ces longs repos. Но здесь их смысл другой, поэтому ищем подходящий эквивалент: долгие часы безделья, бесконечные часы ничегонеделанья, вариантов много, но я выбираю долгие, ничем не заполненные часы. Почему? Потому что эти слова звучат и тянутся дольше, тем самым перекликаясь со своим смыслом.

5-я фраза начинается с прекрасного выражения La fortune venait en dormant.  Фортуна приходила, спя.  Фортуна приходила во сне (И кто спит? Фортуна или люди?)  Хорошим вариантом было бы: Фортуна (или Удача, или Счастье) сама плыла в руки, но поскольку в предыдущей и следующей фразе речь идет о деньгах, я сомневаюсь, что здесь имеется в виду счастье, а потому отдаю предпочтение варианту: Деньги падали с неба… Теперь я не уверена, что это удачный вариант, потому что обычно мы говорим: Деньги не падают с неба…

8-я фраза звучит почти как стихи: Se confier à Dieu pour la maladie et la mort, et
 les heures coulaient avec une délicieuse lenteur
. Тут можно придумать много вариантов, но желательно, чтобы звучало не хуже, чем по-французски. Я остановилась на: В болезни и смерти уповали на Господа, и время текло с упоительной неторопливостью. Теперь мне не нравится, что слова уповали и упоительный перекликаются, лучше было бы подобрать другой, тоже длинный, эпитет, например, восхитительной.
 

В 9-й фразе автор дважды использует слово les coins. Можно избежать повтора, но я ограничилась тем, что в первый раз написала с углами, а во второй прибавила эпитет, которого нет у автора, но он напрашивается сам собой: в укромных уголках.

10-я фраза: Il n’y avait pas d’heures fixes pour se lever, se coucher et manger

Близкий к тексту перевод звучит неважно, поэтому выбираем подходящий оборот: Часов не наблюдали, вразнобой вставали, укладывались спать и садились за стол…  Часов не наблюдали сразу напоминает об известном выражении «Счастливые часов не наблюдают», и это очень кстати, ведь  автор ведет рассказ о счастливых людях.

11-я фраза:  Jamais la table n’était desservie.

Если перевести ее в лоб: Со стола никогда не убирали или Стол никогда не убирался, перед глазами возникает стол, уставленный грязной посудой. Поэтому отказываемся от отрицательной формы глагола, пишем: Стол был всегда накрыт.

Вообще, стараюсь представлять себе то, что описывает автор. Помню однажды, чтобы разобраться в том, что на самом деле хочет сказать писатель, мне пришлось раздобыть подробную карту местности. Это не просто помогло, но и избавило от сомнений.

12-я фраза: Quand on arrivait au dessert

Когда доходили до десерта?  Слово десерт заменяем на сладкое и пишем: Когда наступало время для сладкого… Когда приступали к сладкому звучит менее естественно, слегка по-канцелярски.

13-я фраза: Pour tenir compagnie aux nouveaux venus, on recommençait à grignoter une tartine, une côtelette, un peu de choux rouges, du blanc-manger.

Буквально: Чтобы составить компанию вновь прибывшим, начинали грызть гренки, котлету, немного краснокочанной капусты, бланманже. Явно не сходятся концы с концами. Вносим небольшие поправки и получается: За компанию с голодными школярами кто-то опять грыз гренки, кто-то просил добавки котлет с краснокочанной капустой или бланманже.

Как видите, я избавляюсь от канцелярского вновь прибывшим, заменив его по-человечески понятными и точными по смыслу голодными школярами, и кому-то предоставляю возможность грызть гренки, а кому-то попросить добавки… Это вольность с моей стороны, но в целом сцена оживает, вот только режет глаз бланманже, и избежать его почти так же трудно, как обойтись без слова аппетит. Хотелось бы бланманже заменить чем-нибудь «более русским», и я почти уверена, что писательница так и поступила бы, если бы решила доработать весь этот эпизод и включить его в свой роман. Мне не нравилась и краснокочанная капуста, меня так и подмывало написать тушеная капуста, но тогда получилось бы чересчур много вольностей на одну фразу, а потому пришлось поймать себя за руку.

Кстати, когда я чувствую, что меня начинает заносить, я беру книгу Чуковского о высоком искусстве перевода и перечитываю на ночь глядя вторую главу «Перевод — это автопортрет переводчика». Действует безотказно, как добрая оплеуха.

14-я фраза: On bourrait les enfants... de cuillers d’huile de foie de morue pour leur activer l’appétit.  Масло печени трески, само собой, заменяем на наш родной рыбий жирАктивировать (пробудить, возбудить) аппетит — замечательно, но совсем не по-русски, поэтому пишем просто «для аппетита». Можно и иначе, например: чтобы дети лучше ели.

16-я фраза: A deux heures du matin… Прекрасный пример языковых различий. Французы говорят два часа утра, а у русских — это глубокая ночь. Поэтому пишем: В два часа ночи или В два часа пополуночи.

la servante ensommeillée apportait des plats et encore des plats chauds, parfumés, agréables à l’œil comme au palais…  

Приятные для глаз и для нёба — по-русски звучит коряво, поэтому пишем по-другому: сонная служанка одно за другим подавала блюда с горячей, ароматной, приятной на глаз и на вкус едой… Здесь возможны и другие варианты: например, заспанная служанка одно за другим подавала блюда с горячей, изумительно пахнувшей едой, радовавшей глаз и вкус. Но раз уж в мой текст просочились бланманже и аппетит, пропускаю слово ароматной. Когда есть выбор из ряда синонимов, я предпочитаю слова благозвучные. Такова уж особенность моего почерка: я не люблю причастий прошедшего времени, отглагольных прилагательных, слов с большим количеством шипящих и, вообще, труднопроизносимых, хотя, разумеется, порой они к месту или без них никак не обойтись. 

on mangeait encore pendant que pâlissaient les vitres, à l’aube.  Пока бледнели (тускнели) окна (стекла)…  В стихах такое выражение могло бы быть к месту, но у нас проза, она уже обрела свой стиль, эти бледнеющие окна из него выбиваются, поэтому пишу проще: на рассвете, когда за окнами уже светлело… Другой вариант, который сейчас мне нравится гораздо больше: …на заре, когда за окнами уже светало…

     17-я фраза: Lilla, Ben et Ada restèrent là huit jours

Еще один пример языковых различий. Как правило, эти восемь дней лучше перевести как неделя. И точно так же quinze jours переводится, как две недели или как полмесяца.

21-я фраза: …plus un atome de disciplineАтом дисциплины можно перевести как  никакой дисциплины, ни капельки дисциплины, ни намека на дисциплину… В общем, варианты есть.

22-я фраза: la chambre des filles de la maison. Мы не говорим дочери дома или дочери семьи, здесь приемлемы дочери хозяйки, дочери хозяйки дома, дочери генеральши. Генеральские дочки имеют негативную окраску, поэтому такой вариант будет нехорош.

38-я фраза:   …aux pièges du démon

Можно, конечно, использовать западни, ловушки, сети, но мне кажется, что  черту в лапы  —  в устах ленивой русской генеральши звучит более естественно.

46-я фраза: …comme le tonnerre du ciel sur un bétail…  Как гром небесный на скотину? Если бы скотина не имела в русском языке второго значения (грубый, низкий человек), такой перевод мог бы быть приемлемым. Чтобы отсечь это второе значение, использую выражение «скотина бессловесная», то есть, как и автор, намекаю на покорных и безропотных животных.  Можно было бы написать и стадо овец, но в данном случае я предпочла быть ближе к автору.

Если бы этот Отрывок прилагался к роману, я постаралась бы перевести его ближе к тексту, без всяких вольностей, чтобы с очевидностью показать писательскую кухню.  На месте издателя я бы так и поступила, ведь что может быть прекраснее истории о человеческой доброте и толерантности. И теперь я понимаю, что для этого конкурса можно было сделать два варианта перевода Отрывка: один, так сказать, беловой, а второй черновой, как у автора, со всеми неувязками. Жаль, что эта мысль не пришла мне в декабре.

И два слова в заключение. Во-первых, я надеюсь, что этот разбор будет интересен тем, кто по-настоящему увлечен переводом. Во-вторых, желаю творческих успехов всем нынешним и будущим участникам Конкурса.

 

--------------------------------------------------------------------------------

Незрин Рахманова

In Word we Trust

Немного сложно писать о проделанной работе, когда прошло уже достаточно много времени, и что-то успело стереться из памяти. Не забылось лишь ощущение той тихой радости, которая сопровождала меня на протяжении всего конкурса. Дело в том, что я уже несколько лет не работаю по профессии, и состояние моего французского языка и переводческих навыков давно начали внушать мне тревогу.  Жизнь без любимого дела и профессионального роста сродни маленькой смерти - смерти профессиональной, а уход, пусть и вынужденный, из любимой профессии – предательству. Какова же была моя радость, когда подруга, прекрасная переводчица Оксана Чуракова, поделилась со мной информацией о конкурсе! Было много сомнений вначале, ведь я никогда не работала литературным переводчиком, и весь мой предыдущий опыт в этой сфере сводился к любительским переводам и анализу чужих работ. Поэтому поначалу я решила переводить «для себя», не отсылая работу на рассмотрение жюри. Но постепенно работа с текстом вернула мне уверенность в собственных силах и помогла преодолеть страх. После первичного знакомства с конкурсным заданием я первым долгом обзавелась электронной копией романа и немедленно приступила к его чтению: о серьезном переводе отрывка без знания контекста для меня не могло быть и речи, и как показала дальнейшая работа, качественный перевод без знания характеров персонажей, духа и посыла самого романа практически невозможен. Я представляю, как в этом смысле тяжело было участникам прошлогоднего конкурса, и как непросто им далась победа. В этом году, как мне показалось, был выбран отрывок, оставляющий мало пространства для полета переводческой фантазии, но озадачивающий именно в мелких деталях.  Но как известно, жизнь складывается из мелочей, да и могут ли быть мелочи в таком деле как перевод, где важен каждый нюанс? Перечислю детали, над которыми самой пришлось поломать голову:

1.     Вопрос, как перевести имена героев, для меня поначалу не стоял: я сразу назвала их Адой, Беном и Лилей. В какой-то момент, я подумала, а не назвать ли Бена Беней или даже Веней, но вспомнив содержание романа и характер Бена, отмела эту мысль. Ведь Бен – не покладистый еврейский мальчик, а упорный, ставящий перед собой цели и добивающийся их любой ценой человек.  Поэтому его имя непременно должно заканчиваться на согласную и звучать мужественно. Было небольшое искушение назвать тетю Раису тетей Раей, но в этом случае текст приобрел бы некий «одесский» колорит.

2.     Слово «lycée» я поначалу перевела как «лицей», но позже вспомнила, что гимназия была более распространенной формой учебного заведения в царской России. Из лицеев я помнила только Царско-сельский, и почитав исторические справки на эту тему, выяснила, что их в стране было очень мало – около трех, и все они были мужскими.

3.     Я долго билась над «красной капустой».  Как-то не верилось мне, что речь о простой краснокачанной капусте, плохо представляла ее на столе, накрытом для гостей. Для меня «красная капуста» – это скорее пикули, капуста со свеклой, залитая уксусом. На свой страх и риск решила сделать ее «квашенной». Руководствовалась тем, что квашенная капуста – непременный атрибут русского стола, а также вспомнила, что некоторые хозяйки квасят капусту вместе со свеклой, либо заливают ее свекольным соком, для цвета. На вкус это та же обычная квашенная капуста, но малинового оттенка.

4.     С бланманже я руководствовалась тем же принципом. Заливное мясо. Холодец. Выбрала более нейтральный, но тоже русский, «студень».

5.     Аркадий Израилич сначала был в моем варианте «управляющим», но «управляющий» именно в том историческом контексте ассоциировался для меня скорее с «приказчиком», и я сделала выбор в пользу лексемы «поверенный», обладающей более широким семантическим диапазоном. Ведь «поверенный» мог быть как доверенным лицом в торговых делах, так и адвокатом. А медицина и адвокатура – как раз те две сферы деятельности, к которым нас отсылает историко-социологический контекст.

6.     “diriger son exploitation” (в моем варианте «извлечь выгоду»): здесь я опиралась исключительно на контекст. По роману, Раиса возлагала на Лилю большие надежды, мечтая, что дочь найдет себе выгодную партию, и следила за тем, чтобы девушка не влюблялась в бедных студентов. 

7.     О том, как кормили детей: очень хотелось сохранить глагол «пичкать» – уж очень он хорошо сочетается со «сладким», зато не сочетается со всеми остальными «продуктами» из текста. Так, постепенно фраза стала «обрастать» у меня лишними глаголами. 

Периодически я оставляла текст, чтобы вернуться к нему и читать «незамыленным» глазом. Решила на какое-то время абстрагироваться от французского варианта, забыть, что это перевод, и постараться воспринимать текст как самостоятельный художественный отрывок, как если бы он изначально создавался на русском языке.  Однако, избранная мною стратегия оказалась, как выяснилось позже, палкой о двух концах: надолго отложив первоисточник, я допустила в своем переводе неточности. Увы, ошибки были замечены уже после того, как я отослала работу. Но я извлекла из этого для себя очередной урок переводчика: чрезмерное увлечение может привести к потере переводческой бдительности!

Хотелось бы от души поблагодарить организаторов конкурса за эту драгоценную для меня возможность побыть в «переводческой шкуре», наблюдать таинство рождения нового текста, который может жить самостоятельной жизнью и даже в некотором смысле «управлять» автором, то предостерегая от ошибок, то, наоборот, усыпляя его бдительность. Это было прекрасное время надежд, ошибок, сомнений, отчаяния, но в то же время неугасаемой веры в СЛОВО...

 

--------------------------------------------------------------------------------

Елена Березина

Насколько мне известно, Ирен была одиноким, не очень любимым ребенком в состоятельной семье, в юности много читала, и не в последнюю очередь – русскую литературу. Кроме того, мне представляется, что проза Ирен Немировски в той или иной степени автобиографична.  

Честно сознаюсь, что весь роман Les Chiens et les loups я прочесть не успела. Узнав, что отрывок «не прошел редакторской правки», я последовала совету организаторов «выбрать личную стратегию переводчика»: предложила несколько замен и сделала соответствующие им сноски. В условиях конкурса говорилось и о том, что отрывок достаточно самостоятельный и допускает рассмотрение вне контекста всего романа. То есть в отрывке можно искать внятные силовые линии и отчетливые сюжетные ходы. Из этого я и исходила, когда у меня возникли недоумения, связанные, как мне кажется, с описками автора либо ошибками прочтения/оцифровки. 

«Nous sommes tous de pauvres pêcheurs». Рыбаки в ближнем контексте не срабатывает, а грешники подходит куда лучше (pêcheurs-pécheurs).    

Далее, я не удержалась от искушения заменить имя «Лена» на «Вера» в центральном эпизоде отрывка: именно Вера целует генеральшу, уходя на ночь из дому. Иначе этот поцелуй не работает на ближний контекст и превращается в бессмысленный «чмок».

И наконец, мне не удалось интерпретировать слово «exploitation»; тетка Раиса бдительно следила за взрослевшей Лилей, ведь теперь «son exploitation pouvait être dirigé». Я предположила описку автора либо ошибку оцифровки, поскольку не могла усмотреть смысла в «использовании» Лили; если бы речь шла об использовании Лилей чего-то, то было бы дополнение, а его нет. Формально это слово могло бы относиться и к тетке, но это тоже не дает внятного смысла. Наиболее вероятным мне показалось превращение «exploration» в «exploitation», замена «r» на «it». Тогда все проясняется: Лиля взрослела, и ее исследования, поиски можно было как-то направлять.

 

--------------------------------------------------------------------------------

Екатерина Никитина

Я узнала о конкурсе в середине срока, когда было уже поздно разыскивать и читать роман Ирэн Немировски. Поэтому было не очень легко разобраться с персонажами отрывка. Лиля (наверное, так следует переводить имя Lilla?), Бен и Ада – еврейские дети, Вера и Зина – дочери генеральши, а кто же такая Лена? Озадачили и некоторые имена и реалии: chou rouge – красная (краснокочанная) капуста или, может быть, свекла? А Israélitch – что это: фамилия, отчество Израелевич? В тупик поставило слово pêcheurs в контексте «tous les youpins sont des salauds mais nous sommes tous de pauvres pêcheurs. Chacun a ses défauts…» Что это – библейская метафора «ловцы человеков»? В конце концов я подумала, что в текст вкралась опечатка и имелось в виду «pécheurs»; в таком виде фраза, по крайней мере, обретала смысл: «Конечно, все евреи мерзавцы, но и мы не без греха».

Вообще текст показался довольно трудным для перевода. Казалось бы, не так сложно содержание отрывка, но весь он дышит поэзией, которую нелегко передать в переводе. Так, не удалось сохранить великолепный силлепсис «s’user les souliers et le cœur». Определенную трудность представляла и фраза, состоящая из, казалось бы, никак не связанных друг с другом частей: «Se confier à Dieu pour la maladie et la mort, et les heures coulaient avec une délicieuse lenteur».

В целом конкурсное задание очень понравилось. Понравилось работать не спеша, подбирая нужные слова, пытаясь передать очарование ушедшей эпохи, которым наполнен текст.

 

 

--------------------------------------------------------------------------------

Ирина Мироненко-Маренкова

Перевод напоминает мне складывание мозаики. Переводчик-ремесленник свободен в выборе каждого слова-смальты по отдельности, но в конечном итоге должен точно передать задуманную художником фигуру – авторскую мысль.

В предложенном на конкурс тексте некоторые пассажи демонстрируют, как разные языки делают разные выборы в отношении слов, которые входят в повседневный оборот или остаются в категории специализированных. Так, по-французски блюда могут быть «приятными для глаза и неба» (agréables à l’œil comme au palais), тогда как по-русски привычнее, чтобы они радовали глаз и желудок.

В предложение, где встречаются синонимичные le logement de la ville basse и la maison juive мне было сложно найти замену для «дома», который одновременно обозначает и место, и семью, т.к. синонимы «жилище», «обиталище» имеют более специфическую окраску. Поэтому мне показалось уместным, чтобы избежать повтора слова «дом», заменить maison juive на «еврейскую семью».

Слово, часто представляющее для меня трудность – attitude – «отношение», «поведение», очень употребительно во французском языке, но в русском имеет слишком общее значение. В данном тексте выражение changer d’attitude я предпочла конкретизировать и передать как «изменились бы и порядки в доме».

Определенную трудность для меня представила фраза: «S’Il le désire, il veillera sur son enfant, et s’Il veut l’abandonner aux pièges du démon, que pourrais-je faire ?» Речь идет о дочери генеральши. Французский текст за счет усечения дополнения l’ изящно обходит смысловое противоречие между мужским грамматическим родом (ребенок) и женским смысловым (девушка). Мне же пришлось в русском тексте их развести: «Если Ему угодно, Он проследит за своим чадом, а если Он позволит ей угодить в бесовские сети, то разве могла бы я этому помешать?»

Восприятие переводчика влияет на выбор некоторых «совсем мелких» слов. Например, grosse générale можно дословно перевести как «толстая генеральша». Но мне показалось, что автор относится к ней снисходительно, а слово «толстая» звучало бы по отношению к ней резко, поэтому у меня генеральша стала «дородной».

Больше всего меня завораживает подбор точных слов для выражения мысли, которая понятна в оригинале, но не может быть дословно передана по-русски.

Например, автор использует красивый образ беготни в поисках денег, от которой изнашивается обувь и сердце (s’user les souliers et le cœur).  Однако, по-русски изношенное сердце, для меня, звучит хоть и поэтически (и вполне приемлемо в стихах), но странно в прозаическом тексте, поэтому мне показалось уместнее использовать более употребительные глаголы (стаптывать башмаки и надрывать душу).

Так же красив образ бледнеющих на рассвете окон (pâlissaient les vitres, à l’aube), но в русском языке окна или стекла вряд ли могут бледнеть, поэтому у меня привычнее – «за окнами уже брезжил рассвет».

И здесь, честно говоря, я останавливаюсь перед дилеммой: передать образ более привычными для моего языка средствами или попытаться сохранить экзотический колорит оригинала? Я выбираю, основываясь на своем ощущении от текста в целом, от предположения, показался бы читателям-французам образ столь же необычным, как мне, или совершенно естественным. В данном случае я предпочла более нейтральный русский образ. Хотя об этом можно поспорить…. Именно поэтому, для меня, одна из самых деликатных проблем перевода – суметь найти точную дозу «оригинальной шероховатости» или «гладкости» переводного текста.

--------------------------------------------------------------------------------

Максим Сергеевич Лавренчук

Как я был переводчиком

 

Прежде всего, хочу сказать, что я – фанат французского языка и французской культуры! Люблю бывать во Франции и рад, когда меня принимают за своего. Может быть, в прошлой жизни я и бродил где-то там, между Провансом и Бретанью. А сейчас, в настоящей жизни, я учу российских детей французскому языку. Вместе мы проводим много разных конкурсов, есть у нас и свой конкурс переводчиков.

Мне самому тоже нравится переводить, моя давняя мечта – перевести на русский язык детскую книгу современного французского автора, имя которого почти или совсем неизвестно в России. Наверное, поэтому, узнав о переводческом конкурсе ИНАЛЬКО, сразу принял решение участвовать.

Первое впечатление от прочитанного конкурсного задания – тихий крик надломленной души! Он исходит отовсюду: от слов с соответствующей семантикой, от огромного количества запретительных глаголов и отрицательных конструкций, от безумно длинных предложений, когда в конце уже забываешь, о чём говорилось в начале. Кажется, что он слышен и меж строк при переходе от одного абзаца к другому. 

Откуда этот внутренний надрыв? Да, текст задел меня, захотелось больше узнать об авторе, о книге. Отложив перевод в сторону, я погрузился в биографию Ирен Немировски, историю еврейских погромов. С этого началась моя работа как переводчика.

Всю мою работу над переводом я разделяю на несколько этапов. Первый этап – подготовительный, или эмоциональный. Обычно на него уходит несколько дней, но он необходим для того, чтобы настроиться на волну автора - начать смотреть на мир его глазами, попытаться думать и говорить так, как он.

Когда эмоции уже переполняют и просятся выплеснуться на бумагу, я приступаю ко второму этапу работы над произведением – текстовому, или подстрочному переводу. Это, пожалуй, самый непродолжительный по времени этап, который занимает около полутора-двух часов.  Здесь на первом плане у меня смысл текста, а также я отмечаю трудные места, над которыми следует поработать потом.

Самый длительный этап – третий, фразовый. Это кропотливая работа над формой изложения с сохранением аллитераций, ассонансов, параллельных конструкций, синонимов и других особенностей текста, то есть всего того, что впоследствии поможет читателю оценить произведение. На помощь мне приходят различные словари: толковые, синонимов, эпитетов, двуязычные, этимологический.  Я придерживаюсь того мнения, что переводчик не вправе упрощать текст, производить замены, добавлять свои мысли. Его цель – показать индивидуальность писателя, а индивидуальность проявляется именно в форме подачи, поскольку смысл универсален и безлик.

На этом работа ещё не завершается, следующий этап, четвёртый, – самоконтроль. Просто наговариваю на диктофон весь написанный мною текст и слушаю его всякий раз, когда есть свободная минута. Исправляю неблагозвучные пассажи в тексте, запутанные формулировки или смысловые неточности.

Когда, на мой взгляд, перевод завершён, я подвергаю его внешней экспертизе. Это пятый, заключительный, этап моей работы над переводом. Мои эксперты – родственники и друзья, те потенциальные читатели и критики, которым и адресовано произведение. Их замечания или вопросы позволяют мне устранить оставшиеся шероховатости. Вот и всё, перевод готов, можно отправлять на суд компетентного жюри.

Что касается трудностей перевода, то, на мой взгляд, их было не слишком много в тексте. Особого внимания и больших усилий потребовал от меня первый абзац с его многокомпонентными сложными предложениями. Здесь мне предстояло не столько разобраться во всех причинно-следственных связях, как осмыслить, чем отличается понятие «свобода» в разных культурах.  Это стало для меня настоящим открытием!

Меня как педагога не могла не заинтересовать тема воспитания детей в еврейской семье. В университете нас не знакомили с национальными особенностями семейного воспитания, и сейчас мне пришлось самому восполнять этот пробел: оставив ненадолго перевод, я принялся искать дополнительные источники, чтобы изучить как следует семейные традиции и ценности еврейского народа. На некоторое время я прямо-таки почувствовал себя евреем!

В заключение хочу сказать, что работа над переводом доставила мне удовольствие и добавила, так сказать, красок в мою жизнь. Переводчик, погружаясь в ходе своей творческой деятельности в разные этносы и эпохи, успевает прожить несколько жизней, в то время как другие только одну. Он становится человеком всего мира, соединяя людей, время и культуры!

 

--------------------------------------------------------------------------------

Н. В. Колыбина

К Вопросу О Тексте

Нынешний конкурс оказался весьма любопытным приключением.

Однако для начала вспомним хрестоматийного Жоржа Мунена: «Перевод иностранного текста требует соблюдения не одного, а двух условий. Оба они существенны, и оба сами по себе недостаточны: это знание языка и знание цивилизации, с которой связан язык».

Так вот, в случае с конкурсным заданием изначально присутствовало явное противоречие: французский язык описывал русскую цивилизацию. Таким образом, событиям из русской жизни следовало вернуть русский язык. Прежде всего мне захотелось разобраться со стилем, понять, кто из русских писателей мог бы органично пересказать описываемую историю в её естественных «обрамлениях» и «коннотациях» (Мунен).

Я читала полный текст романа, любезно предоставленный участникам организаторами конкурса, пытаясь уловить общий ритм, мелодику отдельных фраз, и невольно ощущала в их текучей плавности едва слышимый «здешний акцент»: что-то бунинское, купринское, шмелёвское — неспешный русский быт в узнаваемой прописанности деталей.

Лексически текст оказался для меня ничуть не сложным; насыщенный, «закрученный» французский синтаксис вызвал чуть больше вопросов. Однако реальная проблема состояла в другом.

Этот отрывок, не вошедший в окончательную редакцию романа, сохранял  неопределенность и недосказанность наброска: забавная путаница с возрастом и именами генеральских дочерей (Зина / Лена и Вера?); легкая недообработанность каких-то фактов (лицей или всё-таки гимназия, что вполне соответствовало бы реалиям образовательной системы Российской империи начала ХХ ст.?); некоторая избыточность отдельных фраз, как будто текст писался неровно и впрок: успеть зафиксировать впечатление и, даст Бог, не забыть почистить его языковой отпечаток.

С другой стороны, мне, киевлянке, при чтении «киевских» страниц романа ясно представлялась (чудилась?) их топографическая привязка: Подол, Бессарабка, Печерск, Царский (Мариинский) парк. Отрывок таких привязок не имел — и я не рискнула назвать нижний город Подолом.

Быстро созданный подстрочник, семантическая и синтаксическая обработка (наиболее трудоемкий и затратный по времени, но и самый увлекательный этап приключения), стилистическая доводка (успокоительно-безличные конструкции для неторопливого бытописательства, характерная предикация не к человеку, а к вещи: дому, времени, саду, столу, покою, счастью и несчастью, богатству и нужде, — за которой скрыта неумолимая повседневность жизни) — обычные составляющие работы переводчика. И всё это время перед глазами — киевские городские усадьбы начала минувшего века, внешне тихое житьё-бытьё многонационального города, внезапно взрываемое нечастыми, но кровавыми, наводящими ужас погромами.

Этот ужас сохранился в рассказах переживших его жертв: моих старых соседей, родственников моих подруг. Участие в конкурсе — дань памяти родному городу, который спешно, слишком спешно, по-воровски отказывается от своей истории. Но это уже не проблемы перевода.

Мне хотелось бы поблагодарить организаторов конкурса за выбор отрывка, уподобившего работу над переводом путешествию в прошлое: в прошлое литературы, в прошлое города, самой истории. Да и весь роман, первоначально предполагавший, скорее, знакомство по «производственной необходимости», был в итоге прочитан с большим удовольствием.

Мой перевод готов, а дальше… дальше — слово за жюри.

 

--------------------------------------------------------------------------------

Татьяна Палкина

Спасибо за предоставленную возможность выразить свои мысли и впечатления о конкурсе и тексте! Действительно очень интересно читать отзывы других конкурсантов– любителей французского и переводов. Интересно читать потому, что обратной связи всё-таки не хватает. Это чувствуется и по первому году конкурса.

Про трудности. Текст прошлого года был достаточно психологическим. Это затрудняло понимание главной героини и мыслей, которые хотел выразить автор. Текст этого года исторический (“l’Empereur”, “la ville basse”, “la nuit du pogrom”), с этим тоже первое время возникали вопросы, но, как мне кажется, он более понятен читателю. Точное представление о событиях того времени можно получить, прочитав роман. Для перевода мне достаточно было понять, что дело происходит в России во времена правления императора: «верхний» город для богатых, «нижний» – для бедных. Так же в тексте неоднократно поднимается проблема трудного пути евреев, противоречивости еврейского характера. Сомневалась с переводом «la générale», в итоге переводила как «хозяйка», «глава семьи». Труднее всего, наверное, определиться с выбором перевода, ведь на одно слово подходит множество русских синонимов, задача – найти адекватный синоним для русского восприятия. 

Про находки. Целый текст был находкой. Сейчас уже трудно вспомнить. Больше всего запомнились фразочки типа: "nous sommes tout de pauvres pêcheurs" («все мы от бедных рыбаков»), "l'amour et le respect du désoudre, plus un atom de discipline, aucune exigence ni envers soi-même ni envers les autres simplifiaient merveilleusement la vie" («любовь и уважение беспорядка плюс чуточку дисциплины, никакой требовательности ни по отношению к себе, ни по отношению к другим поразительно упрощали жизнь») и др. Интересные словосочетания: "d'antiques tapis rongés aux mites" ("старинные ковры, изъеденные молью"), "des plats chaude, parfumés, agréables à l'oeil" ("горячие блюда, ароматные, приятные глазу, как во дворце"), "universelle bienveillance" ("всеобъемлющая доброжелательность") и т.д. Как бережно сказано про смерть дедушки: "Il steignit bientôt" («В скором времени он угас»).

Про работу с текстом. Переводила текст, лишь немного почитав о контексте произведения. Очень понравились ироничные нотки автора. Например, "Ada se demandait si la mère était complaisante ou simplement sotte." – «Ада спрашивала себя, была ли мать снисходительной или просто глупой». Или о хозяйке дома: "de cette douceur particulière aux mains qui n'ont jamais touché un torchon, le manche d'une casserole ou une aiguille" («с этой особенной мягкостью в руках, никогда не касавшихся ни одной тряпки, рукоятки кастрюли или иголки»). Сам язык был живой, красивые французские слова представлены в изобилии. Последний абзац отрывка был очень сильным, в нём столько души!

В заключение хотелось бы сказать искреннее спасибо конкурсу Inalco Russe Open Space. Участие в конкурсе стало для меня очень ценным. У меня меняются подходы к переводу, я значительно лучше чувствую французский язык и всё адекватнее нахожу для перевода эквиваленты в русском языке. И словарный запас увеличивается, несомненно. Пополняется «коллекция» чисто французских способов выражения мысли и чисто французских конструкций. Всё-таки, какая нелёгкая и одновременно какая же интересная работа переводчика! Дальнейшего процветания Конкурсу и всей команде Inalco! Всем участникам творческих успехов и вдохновения на новые переводы!

-------------------------------------------------------------------------------

Галина Павлова

В первую очередь я бы хотела поблагодарить организаторов конкурса за прекрасно подобранный материал для перевода и за возможность открыть для себя творчество Ирэн Немировски и факты ее биографии. Как жаль, что судьба отпустила ей так мало времени!

Тяжелее всего писать отзывы на книги, которые очень понравились. Потому что выдать хочется поток разномастных, но по сути ничего не рассказывающих эпитетов: "Восхитительно, изумительно, пронзительно...", которые все равно не передадут всю глубину эмоций.

Когда мне выпадает возможность поработать с художественным текстом, я испытываю смешанные чувства радости и волнения, стараюсь адекватно передать все богатства языка автора, включая его эмоциональность, стиль, культуру и многое другое. Это безумно сложно и одновременно невероятно интересно. По сути, ты разделяешь с автором его мысли, его эмоции… Сложность состоит еще и в том, что произведение «Собаки и волки» является памятником своей культуры, вмещает в себя особые жизненные реалии, в том числе быт и религиозную составляющую.

Но в этот раз чувствовалось некое родство душ, ведь Ирэн Немировски русского происхождения.

Я считаю, что символично накануне празднования годовщины 70-летия победы над фашизмом переводить произведение писательницы, жизнь которой прервалась в Освенциме, отдавая, тем самым, дань жертвам войны, среди которых было много талантливых людей…

--------------------------------------------------------------------------------

            Костина Александра Андреевна

По сравнению с прошлым годом текст был сложнее: отчасти потому, что оригинал был предложен к переводу в неотредактированном виде, но также из-за особенностей стиля, составивших основную трудность при переводе.

--------------------------------------------------------------------------------

Евгений Лебедев

Здравствуйте, участники и жюри конкурса!

Очень понравился текст, несмотря на трудности перевода. Я впервые узнал о Ирен Немировски. Её роман «Собаки и волки» заинтриговал, понравилась его философская и историческая направленность. Что до самого текста, то он представился как законченный отрывок со своим сюжетом, который сподвиг прочитать весь роман. 

Спасибо жюри за такой замечательный отрывок! Заниматься его переводом было интересно и увлекательно.

Удачи всем в конкурсе!

--------------------------------------------------------------------------------

Татьяна Строгая

Благодарю всех организаторов конкурса перевода за большую работу, столь необходимую тем, кто любит французский и русский языки.     Главное открытие, которое я сделала, участвуя в конкурсе, - это новое для меня имя - Ирэн Немировски. Писатель огромного таланта и трагической судьбы. Работая над переводом предложенного текста, япрочитала не только роман Les Chiens et les Loups, который мне прислали незамедлительно, (большое спасибо) но и другие произведения автора - Французская сюита, Осенние мухи, повести Бал и Жар крови. Они меня покорили.     Пожалуй, труднее всего было передать ту особенность стиля автора, которая связана с использованием фразс осложненной синтаксической структурой - обилием сложносочиненных и сложноподчиненных предложений.

 Чего только стоит фраза, начинающаяся с - Ici, un aimable laisser-aller régnait parmi les vieux et les jeunes ... и т.д. Каким должен быть перевод, чтобы передать естественность и внутренний ритм французской фразы!

     По мнению И.Бродского, от переводчика справедливо требовать по меньшей мере подобия равенства.

 А "перевод суть поиски эквивалента, а не суррогата. Он требует стилистической, если не психологической,

 конгениальности". (Проза и эссе (основное собрание))

     Работа над переводом текста И.Немировски захватила меня настолько, что в результате родилось маленькое

стихотворение, которое прошу не судить слишком строго. С

     Что такое перевод?                                                Я дышу, как пишет автор,

     И сам чёрт не разберёт!                                        Сердце бьётся в такт строке,

     Сколько радостных мгновений.                           Я выстраиваю фразу  

     Сколько горестных минут!                                      На родном мне языке.

     Даже если ты и гений,                                              Перевод как наказанье, 

     Всё равно - нелёгкий труд.                                      Перевод - души полёт.

     Чтобы был понятен смысл,                                     Новый мир, чужое знанье

     Слов и образов союз,                                                Мне покоя не даёт.

     Я стремлюсь к оригиналу,

     Я неточной быть боюсь.

--------------------------------------------------------------------------------

Паулина Чечельницкая

Здравствуйте, уважаемые коллеги!

Расскажу о своих впечатлениях при работе над переводом задания. Первое. что меня поразило – это судьба автора. Я даже написала статью (по-русски, разумеется) об Ирэн Немировски, и эта статья была напечатана в одной из израильских газет.

Что касается перевода, то мне пришлось столкнуться с некоторыми трудностями в использовании как французской, так и русской лексики, мало употребительной ныне, ведь описанные события происходят в начале 20-го века. Мне показалось. что я справилась с этим. Кроме того, меня смутило, что писательница давала девочкам (дочерям генеральши) каждый раз другие имена – казалось, она колебалась в выборе имён. Я решила остановиться на одном имени и уверена, что поступила правильно. В основном переводилось достаточно легко. Мне очень помогло то, что роман я предварительно прочла, поэтому сразу же вошла в канву событий. Жаль, что писательница повела сюжетную линию романа в другом направлении, мне кажется, что характеристика, данная семье генеральши из отрывка, сделана просто блестяще. Работать было интересно. Я впервые участвовала в подобном конкурсе и хотела бы в будущем продолжать сотрудничать с вами.

-------------------------------------------------------------------------------

Кириченко Екатерина

В конце 2014 - начале 2015 года я принимала участие в литературном переводе неопубликованного отрывка из романа Ирен Немировской "Собаки и волки". Перед началом работы над переводом отрывка я ознакомилась с данным романом, в котором узнала много нового о жизни русских детей в еврейской семье и об отношениях между членами семьи. Данный вид работы дал мне повод углубиться в историю тех времен и изучить ее поподробнее. Эти изучения дали мне возможность глубоко вникнуть в смысл данного произведения и понять его.

 Во время перевода я столкнулась с некоторыми проблемами, а именно: было разногласие между именами в отрывке и в романе, но в конце концов, я сделала вывод, что так было сделано для того, чтобы усложнить задачу перевода, но, все же, я справилась с данным видом работы.

В будущем я хотела бы далее принимать участие в Вашем конкурсе и развивать свои навыки переводческой деятельности. Спасибо!

-------------------------------------------------------------------------------

Светлана Валирахманова

Предложение написать отчёт-отзыв о текстовом задании этого года застало врасплох. Я вспомнила холодную зиму на рубеже 2014-2015 годов, когда каждую свободную минуту брала распечатку отрывка и перечитывала его. Достала записи: сначала общий блиц-перевод, а потом работа с каждым абзацем, с каждой фразой. Хотя я уже начала привыкать пользоваться Яндекс-словарями, но сверяла каждую фразу текста по «настоящим», то есть бумажным словарем. Это русско-французский словарь под редакцией Л. В. Щербы, заглядывала в свой школьный французско-русский словарь под редакцией Потоцких и еще у меня был «Dictionnaire Hachette mini». Они помогли мне увидеть дом русской генеральши глазами Ирэн Немировски и ее героини Ады.

Первое открытие для меня – сам роман «Собаки и волки», прежде даже не слышала о нем. Несколько раз прочитала отрывок, чтобы втянуться в этот новый мир, и поняла, что надо познакомиться с романом. Спасибо, что вы дали возможность скачать его. Я начала читать, и удивление мое возрастало, потому что это не совпадало со сложившимся представлением об Ирэн Немировски. Представление, конечно, было поверхностное, но вполне определенное: статьи о ней рисовали ее как человека, обличающего свою нацию. Благодаря роману «Волки и овцы» я поняла, что она не открещивалась от своего народа, тут сложная гамма чувств, и преобладающим, мне кажется, стала боль за него.

Отрывок сразу показался очень интересным. Видишь этот дом, этих людей как живых. Так что рассказ великолепный, хоть и очевидно, что это набросок, он не обработан так, как текст самого романа. Он мог бы существовать самостоятельно – когда я его прочитала, на ум пришли новеллы Бунина. Хотелось бы понять, почему Ирэн не включила его в роман. С одной стороны, он как бы и выпадает из общего контекста, так как роман полноценно существует и без него; зато с другой – это яркая картина, которая оттеняет повествование, дает дополнительный тон и глубину, ведь дом генеральши – это место, где главная героиня Ада впервые поняла, что она несчастна.

Я журналист, и по роду работы мне приходится иногда переводить с татарского на русский, но не литературные тексты, а письма читателей, в основном бесхитростные. Справиться со сложно построенными фразами Ирен Немировски было нелегко.

Например, большую фразу о генеральше и ее взаимоотношениях с дочерьми пришлось выписать отдельно на листок, потом разбить ее на кусочки по смысловым и грамматическим связям и так по частям и переводить. А уже затем свести все воедино. Новый для меня опыт и очень интересный.

Уже после того, как работа была отправлена, прошло время, я снова взяла текст и перечитала его. Увы. Поняла, что надо было сделать это раньше: дать своему переводу полежать, забыть о нем на несколько дней, а потом снова посмотреть, тогда увидела бы все нестыковки, кривые швы и торчащие нитки.

Конечно, главное – воплотить дух произведения, но всегда ужасно жаль отступить от «буквы закона» -- я воспринимаю как закон любое образное выражение и слово автора. Хочется, чтобы французская речь Ирэн Немировски перелилась в русский, сохранив и смысл, и подобранные ею слова, построение фразы. Увы, приходится жертвовать деталями, а потом долго не можешь их забыть, кажется, без них пространство книги стало беднее...

Спасибо вам за организацию конкурса, за возможность участвовать в нем таким, как я, дилетантам наравне с профессионалами. Эти полтора месяца работы над отрывком стали для меня трудным испытанием и одновременно интересным приключением. Само участие в нем стало подарком. Надеюсь, что конкурс будет продолжен.  

-------------------------------------------------------------------------------

Агния Санжиева

Работать над переводом было очень интересно, учитывая, что произведения данного автора мне были незнакомы, и отрывок этот ранее не был переведен. Я переводила текст по абзацам, сначала приводя каждый в отдельности до более-менее готового состояния, затем «шлифовала» текст целиком до момента, когда решила, что на этом варианте перевода можно закончить работу. Конечно, я исходила из собственных умений и опыта (он у меня совсем небольшой), и, возможно, мой перевод выглядит сыроватым. Но для себя, как для переводчика, я отметила самым сложным – это сохранение общей стилистики текста и подбор перевода отдельных слов, для которых словарные варианты оказались неприемлемыми в данном случае. И любопытный момент при встрече с такими переводческими «трудностями» состоит в том, что единственного правильного варианта может и не быть, то есть, решение остаётся за переводчиком и редактором, что делает работу переводчика более творческой, а не оставляет в статусе «перекодировщика». В целом, мне понравилось работать над текстом, и я очень рада, что проводятся такие конкурсы перевода с французского языка.

--------------------------------------------------------------------------------

Екатерина Гусакова

Спасибо конкурсу INALCO за то, что уже во второй раз радует чудесным текстом. Самое лучшее во всем этом то, что при переводе абсолютно забывается, зачем и почему ты это делаешь. Просто погружаешься в литературную вселенную, гадая, что же будет дальше. И совершенно не хочется останавливаться, тем более, что описание утерянной детской Аркадии, своеобразного золотого века главных героев, показалось очень близким и родным, наверно, не только мне, но каждому читателю, который хоть раз с ностальгией вспоминал о детских годах, независимо от страны и исторической эпохи.

Поразила трагическая судьба Ирэн Немировски, очень жаль, что ее творчество неизвестно на малой родине.

-------------------------------------------------------------------------------

Наталия Исакова

Я по профессии учитель, но люблю заниматься переводами. Окончив Свердловский пединститут в 1989 году, осталась навсегда верна традициям нашего славного иняза. Постоянно читаю французские книги, и классиков (особенно мне близок Эмиль Золя) и современников. Беру текст, что-то понимаю быстро, а с некоторыми местами приходиться повозиться (пожонглировать словами, найти для каждого нужное место, выверить смысл). Это интересно для меня. Постепенно стала приучать к переводам учеников. Тексты в наших учебниках бывают непростые, с разными грамматическими изысками. Разбираемся, вытягиваем суть, подбираем нужные синонимы, сравниваем. Это им помогает лучше узнать родной язык. Вообще, хороший перевод может сделать тот, кто чувствует ясность своей речи. А ещё я пишу на русском небольшие эссе, рассказы и травелоги, и даже публикуюсь. Зимой, совершенно неожиданно, слоняясь в сумрачном Интернете, я набрела на ваш конкурс; дождавшись заданного текста, была удивлена, встретившись с еврейскими детьми в русской семье. В моём детстве было всё наоборот: я почти росла в еврейской семье. Абсолютно такой же безалаберной, с всегда открытыми наружными дверями (жили на первом этаже), с постоянно текущими водопроводными трубами, где ужинали рыбой из «Кулинарии» в промасленных бумажках, а мама ходила по квартире в сапогах. Я их всех очень любила (там жила моя школьная подруга, её бабушка, папа - доктор наук и мама  - вузовский преподаватель химии). С ними прошло всё моё детство и юность и навсегда со мной осталось их гостеприимство, милый беспорядок и блаженные часы безделья у окна. Теперь они живут в Америке. Уже давно.

Когда я начала переводить ваш текст, то озадачилась тем, где же происходит действо. Почему-то я решила, а на это прямых указаний нигде нет, что это Франция. Хотя потом, а работала я над отрывком довольно долго, стала понятно, что это Россия. Та мирная и ясная, дореволюционная. Мы-то её знаем только по литературе. Описано всё неплохо, но мне, как читателю не очень верится в такую сладостно-инфантильную жизнь всей огромной семьи, а особенно в легкость нравственных норм для молодых девушек. Автор, очевидно из рода давних эмигрантов, узнающая реалии той жизни из пьес Чехова. Но очень верится в то, что Ада, вернувшись в суровый еврейский дом, почувствовала себя несчастной. Действительно, в юности бывает необходима эта естественная свобода и в разговорах, и в действиях, и в отношениях. Хорошо, когда ты растёшь в ней, потом это помогает в жизни. У меня всё было наоборот. Но я, как Ада, возвращаясь к себе, туда, где был чёткий, почти армейский порядок и на плите всегда стоял обед из трёх блюд, тоже чувствовала себя несчастной. Этот отрывок помог мне вспомнить детство, откуда совершенно неожиданно начали вылезать и проситься на бумагу смешные истории и смачные еврейские словечки, словом, весёлые рассказы под общим название «С первого этажа». На французский я их переводить, конечно, не буду, но хочу сказать «спасибо» автору «Собак и волков», потому что только хорошая книга заставит читателя взяться за перо. А по переводу? Текст ясный и понятный. Я долго мучилась над вторым предложением, которое, почти по–толстовски, состояло из 62-х слов и пугало многочисленными que, qu’elle, que l’on и даже tandis que. Крутила его долго, что получилось – судить вам. Сейчас, перечитывая свой русский перевод, я снова оказываюсь в огромном генеральском доме с тёмным садом и стою juive – Адой, такой несчастной, несмотря на «улучшение финансового положения отца».

P.S. Особенно приятно, что послав свою работу поздним вечером 15 января, я почти тут же получила сертификат об участии. Спасибо за такую прекрасную организацию конкурса, потому что, принимая участия в многочисленных российских проектах никогда не знаешь, дошло ли твоё творчество или сгинуло в сумрачных водах Интернета. Впервые почувствовала уважение к себе, как к автору.

Спасибо и до встречи в следующем году!                   

--------------------------------------------------------------------------------

Елена Потапова

Портрет Ирен Немировски (тот самый, с кошкой) украшал рабочий стол моего компьютера задолго до проведения конкурса. Мне очень нравится ее стиль: объемность, выстроенная лаконичностью. В этом и заключалась сложность перевода, это и было самым интересным. Я очень удивилась и обрадовалась: любимый автор в качестве конкурсного задания – редкое совпадение. 

Добиться «хрустального» изложения Немировски ее же средствами минимализма – труднодостижимая задача. В какой-то момент я даже почувствовала себя в ловушке: от этого уже невозможно было отказаться, увлекло, а русский язык никак не хотел приспосабливаться к поставленной задаче. Я писала фрагмент текста, заставляла себя остановиться и выполнить такое задание: «а теперь то же самое, но вдвое меньше слов... найти одно единственное слово, которое служит точным выражением вот этих четырех...» Было похоже на головоломку, на решение логических задач. 

Потом еще и еще раз вычитывала, безжалостно вычеркивая целые конструкции и заменяя их предложениями, которые мне казались короче и точнее. Многократно переписывала каждую фразу, пытаясь не допустить тяжеловесности. Очень хотелось сохранить авторский стиль. Так возникли в моем переводе «казни египетские» – выражение, более понятное русскому читателю и не требующее сносок. Я ненавижу сноски в художественных произведениях. Возможно, в каких-то случаях без них не обойтись, но лично мне, как читателю, это очень мешает. В процессе работы необходимость сноски возникла только один раз – при разночтении имен. Конкурсный отрывок представлял собой неотредактированный текст. Возможно, Ирен Немировски в момент написания еще просто не решила, как назвать героиню. Звучание слов в ее романах имеет очень важное значение, поэтому пришлось использовать сноску. 

Переводить Ирен Немировски на русский язык сложно. Но увлекательно. Это почти математическая задача. Один неверный шаг – и сквозь кружевной текст непременно проступит личность переводчика (в случае с Немировски считаю это близким к вандализму). Нужен верный расчет. Как с такой задачей справятся гуманитарии (филологи) – покажут результаты конкурса. Я не филолог по профессии. Мне, наверное, было легче.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Новости

Опрос

Удобен ли наш сайт?

Общее количество голосов: 128